Фрэнки высовывается из окна, и хотя их разделяет не менее десяти футов, Гвенди чувствует запах у него изо рта.
– Ты же не врешь мне, красотка? – ухмыляется он.
– Я не вру. Хорошего вечера, Фрэнки. А я пойду делать уроки.
Повернувшись к нему спиной, Гвенди идет к дому, довольная тем, как лихо отбрила Фрэнки Стоуна. Но не проходит и пяти шагов, как что-то твердое бьет ее сзади по шее. Она вскрикивает – не от боли, а от неожиданности – и оборачивается. У нее под ногами валяется пивная банка, истекающая белой пеной.
– Такая же самодовольная сучка, как все остальные, – говорит Фрэнки. – Я думал, ты не такая, но где там. Прямо вся из себя. Куда уж нам с нашим рылом?
Гвенди трогает шею. Там уже растет болезненная шишка.
– Убирайся, Фрэнки. А то я сейчас позову папу.
– Идите в жопу оба, ты и твой папа. Я тебя знал еще в те времена, когда ты была страшной жирной коровой. – Фрэнки целится в нее из пальца и нехорошо улыбается. – И такой ты и будешь, все еще вернется. Из жирных девчонок получаются жирные тетки. Закон природы. Ладно, Гудиер, до скорой встречи.
Он уезжает, выставив в окно поднятый средний палец. От покрышек несет жженой резиной. Гвенди бежит в дом и только теперь дает волю слезам.
В ту ночь ей снится Фрэнки Стоун. В этом сне она не стоит беспомощно на подъездной дорожке, с сердцем, ушедшим в пятки. В этом сне она бросается к Фрэнки и хватает его за левую руку, не давая уехать. Она выворачивает ему руку до тех пор, пока не слышит – и не чувствует, – как ломаются его кости. Он орет дурным голосом, и она говорит:
Утром она просыпается и вспоминает свой сон с улыбкой, но, как и большинство снов, он растворяется в лучах восходящего солнца. Она забывает о нем и вспоминает лишь две недели спустя, в субботу утром за завтраком, в разговоре с отцом. Мистер Питерсон допивает кофе и кладет газету на стол.
– Твой приятель Фрэнки Стоун попал в местные новости.
Гвенди перестает жевать.
– Он мне не приятель, я его ненавижу. Что он опять натворил?
– Разбился на машине вчера вечером на Хансон-роуд. Вероятно, был пьян, хотя тут об этом не пишут. Врезался в дерево. Жив, но изрядно помят.
– А точнее?
– Раны на голове и плече, пришлось накладывать швы. Все лицо в мелких порезах. Сломанная рука. Тут написано, множественный перелом со смещением. Заживать будет долго. Хочешь сама почитать?
Папа пододвигает газету ближе к ней. Гвенди отодвигает газету обратно и кладет вилку на стол. Она знает, что больше не съест ни кусочка. И еще точно знает, какую руку сломал Фрэнки Стоун. Разумеется, левую.
В ту ночь, лежа в постели и пытаясь прогнать беспокойные мысли, Гвенди считает, сколько дней остается до конца летних каникул.
Сегодня 22 августа 1977 года. Ровно три года прошло с того дня, когда в ее жизни появились мистер Фаррис и пульт управления.
9
За неделю до начала учебного года – в десятом классе средней школы Касл-Рока – Гвенди в первый раз почти за год бежит вверх по Лестнице самоубийц. День теплый, но не жаркий. Дует ветерок. Гвенди достигает вершины, почти не вспотев. Она потягивается и, прижав подбородок к груди, смотрит вниз на свои ноги. Она видит не только носки кроссовок, но и кроссовки целиком.
Она подходит к перилам и любуется видом. В такое чудесное утро не хочется верить, что смерть существует. Гвенди смотрит на озеро, потом оборачивается к детской площадке. Сейчас там никого нет, кроме молоденькой мамы, качающей малыша на качелях. Взгляд Гвенди падает на скамейку, где сидел мистер Фаррис. Она подходит к ней и садится.
В последнее время тоненький голосок у нее в голове все чаще и чаще задает вопросы, на которые у нее нет ответов.
Есть и другие вопросы, гораздо страшнее:
Гвенди долго сидит на скамейке, размышляя и глядя на облака, плывущие в небе. Потом встает, бежит вниз по Лестнице самоубийц и идет домой. Вопросы остаются:
10
Десятый класс начинается просто шикарно. За месяц с начала учебного года Гвенди выбирают старостой класса и капитаном школьной футбольной команды. Ее приглашает на школьный бал Гарольд Перкинс, красавец футболист из выпускного класса (увы, они расстаются еще до бала,