слабее. То, что нас не ломает, может заставить нас хромать на протяжении всей оставшейся жизни. То, что нас не сокрушает, способно заставить бояться выходить из дома и подниматься с постели. Оно может заставить дрожать, несвязно мычать или стоять, прислонившись лбом к окну, мечтая вернуться в то время, пока еще не было того, что вас не убило.

Поэтому это никак не связано с вашей силой. По крайней мере, не с той стоической силой, предполагающей незамедлительное действие без лишних размышлений. Скорее, это больше похоже на приближение на фотоаппарате: изменение резкости, переключение с прозаического на поэтическое. Знаете, до 24 лет я понятия не имел, насколько плохо мне может быть, но я также и не понимал, насколько мне может быть хорошо. Скорлупа, может быть, и защищает, но она не дает вам насладиться всем хорошим, что вас окружает.

Депрессия — это очень высокая цена за то, чтобы вы могли открыться жизни, и когда она давит на вас, вы думаете, что не готовы так дорого заплатить. Однако приятно понимать, что удовольствия способны не только компенсировать страдания, но и перевесить их.

Мы провели три долгих месяца в доме родителей, а затем переехали в дешевую квартиру в студенческом квартале Лидса, где Андреа работала PR- менеджером-фрилансером, а я пытался не сойти с ума.

При этом, по моим наблюдениям, с апреля 2000 года я начал снова потихоньку радоваться жизни. Все плохое до сих пор меня не покидало. Поначалу негативного было значительно больше, чем позитивного. В том апреле радости жизни составляли 0,0001 % от всего времени.

Этой радостью был для меня теплый солнечный свет, который согревал мне лицо, когда мы с Андреа выходили из нашей квартирки на окраине и шли по направлению к центру города. Приятные ощущения длились ровно столько, сколько светило солнце, и когда оно заходило за тучу, радость исчезала. Но теперь удовольствие хотя бы снова стало для меня доступным. В мае 0,0001 % превратился в 0,1 %.

Постепенно я вставал с колен.

В июне мы переехали в квартиру, расположенную в центре.

Мне нравилось, что она была очень светлой. Стены, выкрашенные в белый цвет, добавляли простора, ламинат на полу имитировал светлое дерево, современные квадратные окна занимали большую часть стен, а дешевый диван, оставленный хозяином, был бирюзовым.

Конечно, это все равно была Англия. Мы все еще жили в Йоркшире. Солнечного света там очень не хватало. Несмотря на то что эта светлая квартира была для нас дороговата, нам нравилось, что она значительно лучше студенческой конуры с бордовыми коврами и коричневой кухней. Бирюзовый диван в любом случае был лучше бирюзовой плесени.

Свет был повсюду. Лучи солнца, окна с открытыми занавесками. Страницы с короткими главами, много белого пространства и короткие абзацы. Свет был для меня всем.

Тем же самым постепенно становились для меня книги. Я читал, читал и читал с упоением, которого не знал раньше. На самом деле я всегда считал себя человеком, любящим книги, но есть разница между любовью к чтению и потребностью в нем. Я нуждался в книгах. В то время моей жизни они были для меня не роскошью, а наркотиком класса А.

Я с радостью влезал в большие долги из-за книг (это правда). Думаю, за те полгода я прочитал больше, чем за пять лет в университете, и я абсолютно точно глубже погрузился в миры, описанные на страницах.

Многие считают, что человек читает по двум причинам: или сбежать от себя, или найти себя. Честно говоря, я разницы не вижу. Мы обретаем себя через бегство. Важно не то, где мы находимся в данный момент, а то, где мы хотим оказаться в будущем. Как однажды написала Сильвия Плат[22]: «Есть ли способ сбежать от разума?» Меня интересовал этот вопрос (его значение и возможный ответ на него) с того момента, как я подростком наткнулся на него в книге цитат. Если и есть такой способ, кроме смерти, то он заключается в словах. Может, слова и не