Хуже всего была темнота. Ноксу чудилось, что она, словно паразит, вползает к нему под кожу, надеясь обосноваться там навсегда.

Время тянулось бесконечно долго. В полной темноте даже тишина, казалось, душила его, не позволяя дышать. Нокс пытался спать ночью, когда мрак был особенно непроницаемым, особенно мучительным… чтобы спастись от этой обволакивающей его жидкой черной смолы, но перехитрить карцер было нелегко.

Там было темно даже днем. Точнее, там царил полумрак. Скудный свет сочился из узкой щели, через которую ему подавали еду и куда заключенные засовывали руки, чтобы на них надели наручники. Подобно травинке, пробивающейся сквозь бетон, свет пробирался в камеру, подползая к вытянувшемуся на койке заключенному. Нокс подносил руку к этой полоске света, наблюдая за тем, как она струится по его пальцам. Она казалась ему осязаемой. Как будто он мог ее нащупать.

Люди сходили здесь с ума. К ним являлись призраки их жертв, и они начинали рвать на себе волосы, плакать и звать мамочку. Ну и все такое. Нокс четко придерживался режима. Это позволяло ему не подпускать к себе демонов и не сойти с ума, находясь в одиночке. Не было ни дня, чтобы они с братом не упражнялись до седьмого пота. Они с Нортом тренировались – как во дворе, так и в камере. Это было одним из правил, которые Нокс установил, едва они попали в «Девилс Рок»: постоянная физическая нагрузка. Братья Каллаган легко обходились без спортзала. Они поддерживали и улучшали свою спортивную форму и бойцовские качества, накачивая мышцы и преодолевая боль. Нокс и Норт способны были на все ради того, чтобы внушать страх окружающим их типам, готовым за сотню долларов прикончить родную бабушку.

Отсидка в карцере ничего не меняла. Более того, Норт упражнялся там еще усерднее. Он не пропускал тренировок, не обращая внимания на травмы и доводя свое тело до изнеможения. Отжимания. Выпады. Скручивания. Бег на месте. К понедельнику, несмотря на боль в ребрах, он добавил разножки[4]. Жалость к себе была равносильна смерти. На его теле не осталось ни одного дряблого участка. Кулаки стали железными после тренировки у стены, которую Нокс использовал вместо боксерской груши.

Если же по ночам темнота становилась невыносимой и грозила разрушить тщательно возведенную им защиту, Нокс закрывал глаза и проваливался в разноцветные грезы. Он видел персиковую кожу и волосы с множеством оттенков. Представлял себе, что находится в другом месте, и не один, а с кем- то.

Погружаясь в вымышленный мир, Нокс мечтал увидеть солнечный свет. Вдохнуть свежий после недавнего дождя воздух. Почувствовать траву под ногами. И обнять женщину…

Он обхватывал свой орган ладонью и с силой тянул его, представляя себе жар принимающего его женского тела, мягкую кожу, широко разведенные бедра. И если воображаемая партнерша напоминала медсестру из медпункта, если, когда он запускал пальцы в ее волосы, ее рот выкрикивал милые грязные словечки, что ж – это была всего лишь фантазия, помогающая ему пережить ночь в одиночной камере. Кому от этого хуже?

Нокс мечтал о том, что когда-нибудь вырвется из этого ада. Вот тогда-то он перестанет нырять в несбыточные мечты и начнет жизнь с чистого листа. Когда-нибудь, когда они с братом выйдут на свободу, ему больше незачем будет представлять себе девушку, которая считает его подонком.