короткий взмах, от которого даже доктор вздрогнул, — но не попадаю по нему, лишь удается полоснуть по краю плаща. Разрезаю его, небольшой клочок остается в руке и в следующую секунду меня убивают.

— Господь с вами, нельзя такое говорить, накличете, — забормотал Мих.

Витольд Львович на это лишь рукой махнул, дескать, прекрати, и стал клочок плаща исследовать. Щупает его, щупает, того и гляди дырку протрет. Потом к доктору мертвецкому подошел, руку пожал.

— Спасибо Альберт Карлович, мы пойдем.

Мих только удивился, когда только успел познакомиться? Вроде все время подле господина был, а имени доктора не запомнил. Но подумать не смог, в Меркулова точно дьявол вселился, ни минуты не может спокойно усидеть. Вот и сейчас, только был, а уже нет его, наружу выскочил. Неужто там интересное что? Тут и прохладнее, и не в пример тише. Нет, тянет его на пыльную улицу с раскаленным камнем. И не спросит, чего ж, ты Мих, мил человек, ходишь так медленно, вроде не торопишься, не жмут ли тебе новые сапоги? А ведь видит Господь, какие мучения орчук испытывал, каждый шаг с трудом давался, какая тут беготня?

Все ж пришлось подыматься вслед за господином. Служба есть служба, как бы тяжело она не давалась. Сразу дыхнул жаром и пылью разгоряченный проспект, закричали десятками голосов его обитатели, ударил в нос запах конского навоза и пота. А посреди всего этого «благолепия» стоит, скрестив руки на груди, Витольд Львович, смотрит вниз и улыбается. Глядит он на тот самый клочок, что Мих из цепких покойницких культяпок вытащил.

— Зачем же вы его уронили, господин, это же, как его… слово такое интересное.

— Улика, — подсказал Меркулов, — и вовсе я его не уронил, а специально положил. Провожу следственный эксперимент.

Первое слово орчук понял — то, что к следствию относится. А вот на второе, с заумью которое, подивился. Даже в книжках отцовских такое не встречал, а у него они разностные были: и Псалтырь, и Библия, и Жития. Были и интереснее, к слову, тот же Загоскин, из наших, славийских. Романы у него исторические отец читал, а вместе с тем и Мих. Или другой поэт, фамилию орчук запамятовал, какой-то Ушкин, внук арапа, с катайской кровью. Тоже весьма презабавно писал. Но никто из них никаких «экспериментов» не упоминал. А спрашивать вроде как неловко.

— И долго этот эксперимент… проистекать будет?

— Примерно минуту, — зачем-то задрал голову Меркулов, смотря вверх. Улыбнулся, хлопнул орчука по плечу, — солнце сегодня шпарит, а?

— Шпарит, — согласился Мих, — сладу с ним нет. Хоть бы туча какая набежала.

— Это как раз то, что нам нужно, — он подождал еще минуту и поднял клочок. — Потрогай, липнет к рукам?

— Нет, только раскалился, незнамо как. А должен липнуть?

— Плащи подобного покроя обычно делаются из натурального каучука. Распространены там же, где и придуманы, в Великогоблинарии. Очень хорошо приспособлены для дождливой погоды. Однако есть одно но…

— Какое?

— В условиях Славии эти плащи оказались бесполезны. В жару они становились липкими, а в холод ломкими. Пока один замечательный ученый, дай Бог памяти, Гудьир, кажется…

— Гоблинарец? — Догадался орчук по диковинной фамилии.

— Наполовину человек, хотя да, живет там. Так вот, он экспериментировал, соединяя каучук с серой на открытом пламени, и заметил, что каучук не плавится, как обычно. Смекаешь?

— Серу обычно дьявольские отродья используют, — буркнул полукровка.

— Да ну тебя, Мих. В общем, этот процесс назвали вулканизацией, в честь древнего эльфарийского бога. Самое же важное другое — магазинов подобных новых плащей из вулканизированного каучука совсем немного. Например, в Моршане всего один.

— Откуда вы все знаете, господин?

Вместо ответа Меркулов махнул рукой горланящему невдалеке перемазанному мальчугану с огроменной стопкой под рукой. Тот подбежал, еле вытащил свернутую газету и, сунув мелкую деньгу в карман, вернулся на свое место. Витольд Львович открыл ее не как обычно, а с последней страницы, побегал глазами, и, найдя необходимое, стал читать.

— Партнерство «Гудьир и сыновья». Плащи из вулканизированного каучука модели «Макинтош». Высокая прочность, удивительная эластичность, хорошая защита от дождя. Истринская 43, рядом с бакалейной лавкой.

— Высокая прочность, — хмыкнул орчук, — а эльфиец у него кусок оттяпал.

— Ну не против же оружия. Еще неизвестно, каков там нож был, тоже надо будет посмотреть.

— А откуда вы знали, что в этой газете весть о них будет?

— Внимательнее надо быть, Мих. Ты вот за мной газеты читаешь?

— Читаю, — напрягся полукровка, чувствуя, что его согласие в данном вопросе не приведет ни к чему замечательному.

— А меж тем «Гудьир и сыновья» уже с месяц в каждом номере объявление дают. Называется рекламная кампания.

Мих сурово насупился, но чего тут ответишь? Прав Витольд Львович. Сам орчук постоянно читал только любопытное, что по нраву ему. А Меркулов