— Да какое войско, Ваше Величество? Слезы все выплакал давешней ночью. Больше двух третей сбежало. Платить нечем, дворяне уже роптать стали, что никакого Ковчега нету, и ведет нас старец на погибель.

— Я ему верю, — тихо ответил парень, но очень уж грустно.

И тут Миха проняло. Понял он, что отрок этот не иначе как Иоанн Васильевич, нашедший Ковчег и открывший славийцам магию. Ведь его папенька так и описывал — молодой совсем, мудрый не по годам, умер девятнадцати лет от роду и возведен в ранг святых. Так, а это, стало быть, тот самый поход за Ковчегом.

Да, время было трудное. Славия только-только власть орков-кочевников с себя сбросила, как с запада новая беда — позарились транкльванийцы на земли плодородные. И мало того что последние в войсках более богатые были, так существовал у каждого вражеского полководца «артефакт», дарующий им мощь. И помощи ждать было неоткуда. С дрежинцами тогда больно не дружились, да и кроме того их столица — Галия, гоблинцами была осуждена, куда там соседям помогать. Вот тогда и явился светлый старец Инокий пред царем. Откуда взялся, никто не знал. Одни считали, что он всю жизнь близ Пудоги отшельником прожил, оттого и святости такой набрался. Другие говорили, что в прошлом Инокий богатый купец, который вдруг услышал слово Господне, имущество свое отдал да в монахи постригся. Версий много звучало, и нигде правды не было.

И молвил Инокий, что в час трудный пусть царь-батюшка войско собирает, а уж он отведет его к Божьему Ковчегу, великой хранительницы силы и знаний, что спасет весь славийский народ.

— Царь-батюшка, — появился в тумане крепкий мужчина лет сорока в порванной робе. — Пришли.

— Неужто, Инокий? — встрепенулся отрок. — Ну и где?

— Вон, посреди того болота кочка с кустом. Там куст, под ним и есть он, Ковчег.

Туман вдруг дрогнул и стал таять. Звуки стали тише, а очертания расплывчаты. Совсем чуть-чуть — и облако пропало, а по лекционной пронеслось неодобрительное «Ууу», кое-кто даже застучал кулаком о деревянную парту.

— Ну полно, полно, — развел руками профессор, поправил свои космы с боков и добавил, — будет. Вы учитывайте, дорогие мои, что я старик, сил у меня немного. Нахождение Ковчега покажу на следующий раз, но, — его махонький морщинистый палец взметнулся вверх, — намеренно сделаю несколько ошибок. Кто определит их, получит допуск к экзамену. Поэтому владейте предметом, господа. Можете быть свободны!

Его последние слова потонули в гвалте и общем шуме. Но то была не обычная веселость, с которой студиозусы бегут с университета, а скорее, возбужденное восхищение. Витольд Львович потянул орчука за собой, продираясь против бурного течения распахнутых мундиров, вложенных под руку фуражек и расстегнутых на несколько пуговиц сорочек. Жара, будь она неладна.

— Витольд Львович, а что это за магия такая?

— Визуализация мыслей, очень редкая способность. Признаться, многие считают ее бесполезной, но я думаю, они ошибаются.

Что за «визуализация» такая, Мих спросить не успел. Они спустились пред светлые очи старика, и тот мягким дружеским взглядом ощупал их.

— Разрешите представиться, Меркулов…

— Да вижу, вижу, молодой человек, не трудитесь, — в один миг тень пробежала по лицу профессора. — Сильно на отца похожи. Он ведь чуть старше был, когда они вместе с Мишкой…

— Вы же не верите, что мой отец и ваш сын были причастны к заговору? — Чужим голосом спросил Витольд Львович.

— Не надо, не надо, — поднял руку старик, будто защищаясь. Небольшая часть студиозусов, еще не вышедшая из лекционной, обернулась и задержалась у двери, — я вас прошу, умоляю, не ворошите прошлое.

— Прошу меня простить, Виталий Арсеньевич, я не хотел сделать вам больно.

— Тогда не будем затрагивать более эту тему, — он порывисто схватил Меркулова морщинистыми руками за ладонь и несколько раз потряс. — Ох, что за чудный экземпляр! — Обратил он наконец внимание на орчука, отпустил Витольда Львович и стал напрашиваться на рукопожатие. — Галахов Виталий Арсеньевич.

— Бурдюков Михайло Тереньтевич, — неожиданно для себя выдал Мих. Подумал чутольку и добавил, — к вашим услугам.

— Подумать только, а мне сколько говорят, что орчья кровь, как ее не смешивай, все равно дикой остается. Еще и на государственной службе, четырнадцатого чину. По полицейскому ведомству!

— Виталий Арсеньевич, — прервал его Витольд Львович, — мы к вам по очень важному делу.

— Ну еще бы по неважному. К старику уже давно просто так никто не ходит.

Но все же обращение возымело действие. Профессор повернулся к Меркулову, а тот вытащил сложенный листок и протянул Галахову.

— О, — расширились глаза старичка. — О. Это… очень занимательно. Даже не буду спрашивать, где вы подобное увидели, не хочу слышать вранья. Но это… это…

— Что это? — решил вернуть Витольд Львович разговор в конструктивное русло.

Старик задумался, совсем ненадолго. И понял Мих, он явно не вспоминает, а точнее решает, сказать им, что знает или нет. Вдруг понял орчук, что этот аристократ врать точно не будет, не из той породы, что юлят и претворяются. Но на счастье Меркулова старик все же кивнул и стал говорить.