Когда он ушел, дышать стало легче. Только в груди, слева, поселилась странная тоска, смутно напоминающая чувство потери. Но тоска — это мелочи. Я жива, здорова и под завязку полна кеном. Завтра будет новая война? Что ж, я к ней готова.
А сегодня душ и сон. Желательно без мыслей — иногда мысли причиняют более существенный дискомфорт, чем синяки. Синяки проходят, а мысли…
Куда он пошел? Придет ли снова? Поймет ли? Сможем ли мы, как раньше…
Впрочем, как раньше больше не будет. А теплый душ, и правда, помогает. Обреченность пробудила вредные привычки — мучительно хотелось курить. Я сказала себе, что сегодня можно. Хуже все равно не будет — куда уж хуже-то?
Гостиная была на удивление пуста. Молчалива. Дрова лениво потрескивали в камине, и тени от огня, удлиняясь и приседая, выгибались на стене. Полумрак, уют и тепло. Кажется, я уже забыла, что такое — ощущать себя дома. Понимала, что от Первых не укроет даже самая сильная защита хищных, но Первые где-то далеко, не здесь, и можно сделать вид, что опасности нет.
Глеба я нашла на крыльце. Даже не знаю, почему, но чувствовала, что он там. Он сидел на корточках, облокотившись о стену, курил и смотрел вдаль. На меня не отреагировал даже взглядом, но присутствие отметил. Не удивился и ругать не спешил.
— Сигарету дашь? — как можно дружелюбнее попросила я и присела рядом. Он протянул пачку.
Дым горчил и царапал горло. Я закашлялась, и помахала рукой перед лицом. Глеб усмехнулся.
— Сильно досталось от Эрика?
Я пожала плечами.
— Думаю, еще достанется.
Странно, но раздражение рассеялось, а усталость как рукой сняло. Не знаю, что это было: то ли адреналин, то ли волшебный кен Эрика — но чувствовала я себя превосходно. Голова слегка кружилась от нескольких глубоких тяг, ветер шевелил влажные после душа волосы. Так и простудиться недолго. Впрочем, это не самая большая беда.
— Как Ника? — спросила я потому, что нужно было что-то спросить. Молчание угнетало, а голос Глеба — наоборот, успокаивал и восстанавливал ощущение стабильности. Говорить — неважно, о чем. Снова почувствовать себя частью команды, а не сольвейгом, под завязку наполненным чужим кеном невесть ради какой миссии.
Странно, но кен Барта словно спал. Жила спала тоже, ладони не горели и не чесались от переизбытка силы, а ведь я помню: и белую ярость, и мощь, и поток этой мощи, способный сбить с ног даже такого, как Крег.
Убить? Наверное. Только вот что эта мощь против Первых? Всего лишь кен. У Эрика, бьюсь об заклад, намного больше — и сил, и умений. А я всего лишь девочка, которая вечно идет против системы, призванной ее защищать.
— Теперь, когда Альрика нет, гораздо лучше, — ответил Глеб и затушил окурок прямо о пол крыльца. — Чем ты думала вообще? Хотя кого я спрашиваю…
— Я думала о вас. О том, что ты остался наверху с Аланом, а мог бы погибнуть вместо Томы. О самой Томе. О Наташе. О том воине альва, с которым я толком и знакома-то не была. Мы ведь вместе прошли войну, а я даже не запомнила его имя. Я думала о том, кто умрет этой ночью.
— Из-за тебя?
Я повернулась к нему и наткнулась на улыбку — ироничную и совсем не злую. Только в глубине синих глаз притаилась грусть.
— Нет, — помотала головой. — Но если бы я ничего не сделала, то они погибли бы из-за меня.
Глеб кивнул и отвернулся. Чиркнул зажигалкой, и я только заметила, что моя сигарета истлела и осыпалась пеплом до самого фильтра. Наверное, оно и к лучшему — старые привычки нужно оставлять в прошлом.
— Ника говорит, Лидия о тебе спрашивала, — будничным тоном произнес Глеб.
— О… — вздохнула я. Не знала, что ответить, да и стоит ли? Воспоминания, связанные с домом Гектора — не самые радужные. Нужно ли поднимать их на свет? Пусть лучше остаются там, где они сейчас — в глубинах памяти. Мне и без Лидии хватает забот.
— Ясновидица считает тебя супергероем, но мы-то знаем, кто ты на самом деле. И что могло произойти.
— Я в курсе, что могла умереть, — проворчала я и встала. Тишина, окутавшая дом, казалась гробовой. Затишье перед бурей? Пахло снегом и прелой листвой, а еще табачным дымом. Такие привычные запахи.
— Ты слишком независимая, чтобы жить в племени, — совершенно серьезно сказал Глеб и тоже поднялся.
— Думаю, Эрик уже не рад, что принял меня в скади.
— Позволь Эрику решать самому.
Иногда он подходит так тихо, что я не слышу. И вздрагиваю каждый раз, когда теплые пальцы касаются ладони. А пальцы и правда теплые. Или я просто продрогла на ветру?
На лице Эрика не было и тени злости. И обида ушла, уступив место усталости. Невольно захотелось его пожалеть. Обнять, погладить по волосам,