сидеть тут, когда знаешь, что она так близко, когда еще чувствуешь ее вкус на своих губах, когда руки хранят тепло ее тела? Чтобы отвлечься, он сделал музыку громче. Пофиг, о чем поют, лишь бы заглушить звук ее голоса, разносящийся в голове.

Маньяк. Он сам себе напоминал маньяка, охотящегося за одной и той же жертвой вот уже два месяца, но даже заполучив ее, собирается продолжать слежку день за днем… И все потому, что пока так надо.

Все время, пока они с Даниловым ехали в отделение, Яр ясно видел перед собой испуганное лицо Саши, чувствовал, как пекут те места, где еще недавно она стискивала его руки так сильно. Вот это было настоящей пыткой, а не то, что она представляла себе о темной камере и допросах.

– Вы же понимаете, что я не останусь тут даже до утра? – Ярослав снова сидел в кресле напротив Данилова, следя за тем, как тот поигрывает ручкой.

– Сегодня, может, и не останетесь. А вот в конце концов…

– Я не убивал Титова.

– И дочь его тоже не выкрадали?

– Титова. Я. Не. Убивал.

Отбросив ручку, следователь поднял взгляд на человека, который так упорно мешал ему исполнять свою работу.

– Давайте так, Ярослав Анатольевич, вы ведь делок, любите сделки… У меня есть к вам одно предложение, вы помогаете мне, я помогаю вам. Я хочу найти убийцу, вы хотите жить спокойно, одно другому не мешает.

Сделка состоялась. Уже на следующий день они снова встретились, но уже обновленным составом. Оказалось, Кущин с Даниловым достаточно хорошо знакомы, просто первый предпочел зарабатывать деньги, а второй стоял на идее благородного призвания правоохранителя.

С особым удовольствием Кущин посветил коллегу во все то, что добывал долгие недели напролет, по одной простой причине – это Самарский тоже оплачивал, а потом насладился вытянувшимся лицом Данилова.

– И вы хотите, чтобы я в это поверил? Это смахивает на бразильский сериал, а не реальную жизнь. Если все так, почему до сих пор никто ни слухом, ни духом о происшедшем тогда?

– Константин Львович был мастером в заметании следов. И мы не хотим, чтобы ты в это поверил, мы хотим, чтобы ты это доказал.

– Как?

– А вот это уже более предметный разговор.

О своих мотивах впутываться в это дело Ярослав тогда промолчал, но его и не спрашивали, логические выводы оба сыщика сделать смогли сами.

– Он должен сам выдать себя, иначе… Я пытался найти хоть какую-то лазейку, Яковлева Романа больше не существует. У него не осталось ни родственников, ни имущества, ни счетов. Только он сам может сказать, что это он. И только тогда мы можем обвинить человека, у которого есть мотив. У Шутова Аристарха Петровича мотива нет.

– Но внешность? Прошло не так-то много лет, думаете, его никто из окружения Титова не узнает?

– Уже не узнали. Он был на похоронах. Там же были люди, которые должны были быть с ним знакомы, и никто не узнал. Да и я бы не узнал, сравнивая с фотографиями. Он сменил внешность, уж не знаю, целенаправленно или это получилось случайно. – Кущин взялся за это дело с новыми силами, слишком оно захватило его, чтобы бросать в самом разгаре.

– Ну и как вы собираетесь заставить его признаться?

– Мы… Мы собираемся, – Кущин поправил коллегу, многозначительно вздернув брови.

– Он сказал, что у него остались еще неоконченные дела, а потом он собирается пропасть так же внезапно, как появился.

– Кому сказал?

– Мне, – Ярослав оставался на протяжении разговора все таким же серьезным. Он не разделял авантюризма Кущина, его бесило тугодумство Данилова. Он просто хотел, чтобы все это закончилось.

– А больше он вам ничего не говорил?

– Говорил, что убил Титова с удовольствием.

– Ну и что это за незаконченные дела?

– Понятия не имею, – Яр бросил уже сотый нервный взгляд на телефон. Сам не знал почему, но ждал звонка от нее, и как последний дурак боялся его пропустить. А ведь Саша даже не знает, что его освободили.

– А вот у меня предположения есть. Вы помните, зачем именно Яковлев и Титова вернулись тогда в страну?

– Да, – ответил на вопрос Данилов.

– Как думаете, причина может считаться виновной?

Ярослав бросил на Кущина тяжелый взгляд. Меньше всего он хотел, чтобы сыщик оказался прав.

Уже прощаясь, Кущин еще раз испортил все планы Самарского одной единственной фразой: