Настроение у Гели было отличное. Маршрутка пустая, до Минска долетела, пробки в городе еще не начались.
Вчерашняя ночь в Молодечно вспоминалась как через дымку. Будто бы она увидела очень душевный сон, когда подробности не помнятся, только ощущение чего-то очень хорошего осталось.
Геле не хотелось анализировать, почему ей так спокойно, но она решила это состояние использовать. Заскочила домой, быстро умылась, переоделась и отправилась в школу.
Она шла, внутренне выстраивая диалог с одноклассниками. Она знала, что сейчас на нее обрушится поток грязи и ругани, и старалась подготовиться к тому, что нужно будет улыбаться, не злиться, что цель у нее — сдать экзамены, получить свидетельство и уехать. И нужно просто продержаться.
В класс она вошла максимально собранная, сделав несколько глубоких вдохов.
— А, Гелька, привет, — сказала Смирнова, — везет тебе, ты контрольную по матеме проболела.
Геула, которая была готова к чему угодно, но только не к спокойному «привет», застыла, не зная, как ответить.
— А, порнозвезда вернулась, — вяло сказал Присмаков, — чё-то ты опоздала, нас вчера на английском так всех…
— Заткнись, — отрубила Смирнова. — Озабоченный. Геула, если хочешь, садись со мной, я сегодня одна. Кстати, прикинь, нам вчера сказали, что мы должны на экзамен поляну накрыть. Скажи своей маме, пусть она им опять скандал устроит. Достали уже, бабло из родителей тянуть!
— О, Вегирейко, — сказала вошедшая в кабинет классная, — с тебя фото в детстве, отсканированное, и деньги, если пойдешь на выпускной. Если не пойдешь, мне нужно письменное заявление от твоей мамы, что ты осталась дома под ее ответственность.
Геля поймала себя на том, что до сих пор стоит со сжатыми кулаками. Она поставила сумку на стол и выпрямила пальцы. Руки дрожали.
В школе Ян понял, что ресурсы организма исчерпаны. Больше суток без сна (два часа в кресле не в счет), стресс от встречи с Геулой, несчастная любовь…
Три урока он тупил, пока классная не отправила его к медсестре — Яна откровенно шатало, когда он шел к доске. Медсестра деловито изучила зрачки, потрогала лоб и сказала:
— Пил чего?
— Кофе, — ответил Ян.
— И все?
— Еще чай. Бабушкин. — Яна хватало только на короткие фразы. — Не спал просто.
— В компьютер играл? — в голосе медсестры чувствовалось презрение.
— Девушка. Я ее люблю. Она меня нет. Не спал. Думал.
Взгляд медсестры потеплел.
— Иди домой, — сказала она. — Напишу, что у тебя пищевое отравление.
И тут же спохватилась:
— Но отравился ты дома, не в нашей столовой, понял?!
Ян кивнул и вышел.
Потом он как-то оказался в своей комнате и рухнул на диван.
И его тут же разбудили — папа тряс за плечо:
— Ужинать будешь?
Ян посмотрел в окно. Действительно, стоял глубокий вечер. Приподнялся и обнаружил, что Нора развалилась у него на груди, а он даже не заметил. Попытался собрать мысли в кучку.
— Как к бабушке съездил? — спросил отец.
Возможно, он и не вкладывал в свои слова никакой иронии, но Ян ее услышал. И вывалил на папу все вперемешку: и случайности, которые неслучайны; и про несчастную любовь; про мактуб; про свое решение не мешать жить Геуле, которая начинает с нового листа…
В этом месте отец перебил:
— То есть ты влюбился в девчонку, но не собираешься даже сказать ей об этом?
— Так понятно же, — пожал плечами Ян.
— Офигеть! — Вот теперь в папином голосе ирония точно не померещилась. — Ты сам только сегодня ночью это понял, так? А Геля твоя должна была что? Мысли твои прочитать?
Была в словах отца какая-то обидная логика, но Ян не собирался сдаваться.
— Она сказала, что жизнь начнет с чистого листа. И хочет со мной расстаться! А я ее люблю и поэтому должен…
— …взять ее за шкирку, встряхнуть и поцеловать! — потребовал папа. — Поверь моему опыту!