- Любишь? – рывком вошел и закричал так оглушительно, что у меня заложило уши, и снова задрожало все тело от этого голодного вопля ярости и похоти, когда доведен до грани и сейчас сорвется, чтобы рвать меня на части за все …за все, что причинила нам обоим.

Давит цепью на шее до спазмов в груди от нехватки кислорода и боли в горле. Натягивает на себя, вынуждая прогнуться и ощутить прутья лопатками. Сжимает клитор до острой боли, заставляя распахнуть широко глаза от адской чувствительности и сократиться как от ударов током несколько раз, ощущая, как вбился внутрь членом до самого основания, и я сжимаю его в судорогах агонии.

Кричит снова, теряя контроль...и этот хриплый крик отдает внизу живота новым всплеском звериной похоти. Не дает дышать, натягивая цепь, заставляя схватиться за кольца руками и оглушая сильными беспрерывными толчками. Стиснул мои скулы, а в голые ягодицы впились до синяков прутья клетки,

- Ммммм….им иммадан…как я изголодался по твоей..., - толчок внутри еще глубже и резче, как удар, - ты не умеешь любить….нееет, не умеешь.

Он даже не представляет, как меня возбуждает сейчас его голодная ярость, возбуждает извращенно, до слез, вперемешку с нирваной от понимания, насколько хотел все это время, и он не скрывает, шепчет мне об этом на ухо наперебой с грязными ругательствами на валлассарском.

Тянет на себя, выгибая еще сильнее и захлестывая звенья на горле крепче, и перед глазами плывут разноцветные точки. Возбуждение не становится слабее, а выходит на иной уровень. Мне кажется, я способна позволить ему что угодно и даже умереть в его руках.

- Ты любила кого угодно, - хрипя, впиваюсь в звенья, ломая ногти, чувствуя, как удушье переплетается с извращенным неожиданно накатывающим наслаждением, – но не меня. Себяяяя, в первую очередь. Ох, как же ты любила себя. Велиарию…им иммадан, Лассара.

Двигается сильнее, мощнее, а я падаю…падаю…падаю…в горячую бездну, наполненную углями, и горю живьем.

- И семью свою продажную…и народ…но не меня…нет. Меня ты, сука такая, ненавидела и презирала. Же-но-й стать могла и не стала…а подыхать моей шлюхой будешь, и никогда, – толкнулся внутри так сильно, что я глаза закатила, - никогда тебе от этого клейма не избавиться.

Слышу его…слышу и от боли, разрывающей сердце, кричать не могу. От его боли в каждом сказанном мне слове.

- Ты хотела ею быть…как последняя течная сука хотела меня… и ненавидела за это. Кончай, девочка-смееерть, кончай громко…пусть все знают, зачем ты пришла сюдаааа.

Но тело содрогается от каждого удара его члена, взрываюсь в темноте ослепительно ярко, и меня вскидывает наверх в диких судорогах с хрипами и беззвучным протяжным криком, закрыв глаза, дрожу всем телом в накатывающих волнах невыносимо острого экстаза, от которого, кажется, рассыпается все тело в пепел.

Он захрипел в унисон мне, вжимая в решетку с такой силой, что от боли потемнело перед глазами, и я почувствовала, как под мои спазмы растекается его семя внутри.

- А моей, - задыхаясь, шепчет мне в затылок, - а моей любви хватало на нас обоих…хватало, маалан...ее б на десятерых хватило. Но я не идиот.

Дернулся, вздрогнул последний раз и ослабил давление цепи, давая наконец-то вздохнуть.

- Если это благодарность за спасение, то я ее принял. Оно того стоило. А теперь убирайся. Вон пошла…,- отрезвляя словно ледяной водой, - и брату своему скажи, что моих людей он не получит. Мы не лассары, мы своих не предаем. Напрасно он подложил тебя под меня.

Толкнул в спину, и я упала на пол на колени, сжимая израненную шею, а он отошел к стене, застегивая штаны и ремень, усаживаясь на каменный пол, ухмыляясь и закрывая глаза. Такой далекий и чужой…так похожий на того меида, которого я встретила в сумеречном лесу.

Поднялась на ноги, шатаясь, чувствуя, как по бедрам стекает его семя, и в глазах дрожат слезы. Бьет. Больно бьет. Наотмашь и до крови каждым словом. Так, что захожусь от удара каждого. Но мне плевать…нет у меня больше гордости лассарской. Нет во мне норова и дерзости.

- Я не боюсь умирать, Рейн. Никогда не боялась отправиться к Саанану...И все же знаешь, почему так жутко встретить смерть? Ведь ТАМ, за чертой, уже не будет тебя. Я боюсь остаться…без тебя.

Он засмеялся, но глаза так и не открыл.

- Ты могла бы играть в театре…не будь ты велиарией, ты бы стала прекрасной актрисой, девочка-смерть. Когда-то я готов был душу Саанану заложить лишь за один твой взгляд и за одно слово любви для меня… а сейчас…сейчас я понимаю, что лучше бы ты молчала, как раньше. Это было и вполовину не так больно, мать твою!

Резко повернулся ко мне.

- Я тоже не боюсь смерти. Смерть – ничто. Переход из одной реальности в другую. Мне жаль, что я сдохну из-за тебя… и я ненавижу себя за то, что не поступил бы иначе.

Эта ненависть, я чувствую ее кожей, чувствую каждой порой на своем теле, и мне хочется кричать от боли всякий раз, как я вижу всплески агонии в его глазах. Обоих – в кипящее масло и держит там, видя, как обугливаемся вместе.

Впилась в решётку дрожащими руками.

- Возможно…возможно, я не любила тебя тогда, в самом начале, тогда, когда ты этого ждал…возможно, я была не такой, как ты хотел или придумал