больше из-за толстой брони и тяжелых шкур, возвышался над хрупкой женской фигурой.

Он опустил голову, и его лицо оказалось на одном уровне с ее.

— У меня нет сомнений в твоей верности, — сказал он. Его голос звучал тихим рокотом, отдававшимся в груди и эхом отражавшимся от окружающих его камней. — А если бы были, то ты бы умерла там, где сидишь.

Он всмотрелся ей прямо в глаза. В первый раз он заметил, как что-то похожее на страх отразилось на тонком лице Сестры Битвы.

— Я буду сражаться рядом с тобой, сестра, — сказал он. — Я буду служить делу этого мира так, как будто это моя родина, и до того, как это все закончится, ты узнаешь, почему я в действительности ношу свое имя и что оно значит.

Серые глаза космодесантника поблекли.

— Но помни: мои братья для меня — это больше, чем кровная родня. Если я узнаю, что твое молчание привело к тому, что им причинили вред, я приду за тобой. Где бы ты ни находилась, я буду охотиться за тобой. А если Фенрика за кем-то охотятся, то они его настигают.

Его лицо исказилось, губы поднялись, обнажая клыки.

— И тогда я тебе не очень понравлюсь.

Стоит отдать ей должное, Байола не отвела взгляд. Она моргнула раз, затем еще раз, но продолжала смотреть ему в глаза. Когда она ответила, голос не подвел ее, хотя и дрожал.

— В таком случае слава Трону, что мне нечего скрывать, — ответила она.

Хафлои сражался, сжимая оружие в каждой руке, как и всегда, когда была такая возможность: топор в правой и пистолет в левой. Старшие воины, которые оттачивали свое мастерство не одну сотню лет, в конце концов отдавали предпочтение либо клинку, либо оружию дальнего боя, но он никогда не намеревался специализироваться на чем-то одном. Хафлои наслаждался возможностью использовать то топор, то пистолет, и каждое из орудий войны несло смерть в равной мере. Кровавый Коготь наслаждался ощущением того, как металл с оттягом рассекает зараженную плоть. И точно так же ему нравилось, как снаряды из болт-пистолета разрывали нательную броню солдат и обшивку техники.

Хафлои не замолкал с того момента, как Гуннлаугур отдал приказ, дав волю своему вечному желанию кричать, вопить и реветь, предаваясь ничем не замутненной радости убийства. Именно так было принято в его старой стае, состоявшей целиком из новобранцев с огненными волосами под руководством сурового веранги Ойе Красного Когтя. Они испытывали радость от своей работы и даже в сердце битвы смеялись, словно жестокие дети, пытаясь выйти за все возможные пределы, соревнуясь в том, кто из них самый быстрый, смертоносный, сильный, лучший.

Ярнхамар был совсем другим. Он знал, что так будет, но смириться с шоком от перемены атмосферы было сложно. После долгих и изматывающих тренировок на Асахейме он понял, сколько сил нужно было приложить, чтобы стать Серым Охотником. Ольгейр был могучим, как гора. Вальтир — быстрым, как змея. Ёрундур — коварным, как ледяной дракон. Каждый из них в бою один на один был более чем достойным соперником. Их жилы были крепкими, а мускулы — твердыми, их навыки боя оттачивались постоянно.

Однако им всем чего-то не хватало. В них больше не было радости. Все они воевали уже слишком долго. Длительная война иссушила их дух, хотя и закалила тело.

Хафлои ударил ногой в лоб очередного шатающегося зараженного. Одним выстрелом остановил атаку следующего врага, широким взмахом топора обезглавил третьего. Капли крови летали вокруг него широкими дугами, как обломки астероидов вокруг звезды, подброшенные вверх яростными взмахами, выпадами и выстрелами его неумолимой атаки.

Одна из цистерн уже догорала, ее топливные баки были взорваны, а резервуар с химикатами протекал. Кровавый Коготь слышал, как другая машина, та, которой занялись Гуннлаугур и Вальтир, кренится, потеряв управление. Орды помеченных чумой смертных оправились от шока и теперь ковыляли в бой, но они немногое могли противопоставить ярости, с которой сражались Волки.

— Хья, брат, — крикнул Хафлои Бальдру, уходя от залпа лазгана и ответным выстрелом снося голову врага. — Нас ждет следующая машина!

Бальдр его беспокоил. На Фенрисе этот десантник постоянно сохранял невозмутимость и контроль над собой, что раздражало. Ольгейр называл его тихоней, островком спокойствия в центре стаи.

Теперь же Бальдр, вопя, разрывал врагов на куски с такой непреклонной яростью, что даже молодость Хафлои не позволяла ему угнаться за боевым братом. Кровавый Коготь никогда не видел, чтобы кто-то из Фенрика так дрался. Его движения были быстрыми, даже слишком быстрыми, небрежными и неосторожными. Если бы им противостоял более умелый враг, то, возможно, у космодесантника были бы проблемы. Но в этот раз безумного напора было достаточно, чтобы запугать пойманную в ловушку и паникующую толпу уродцев и чумных калек. Они в ужасе разбегались от него и падали, спотыкаясь друг об друга в попытке сбежать от бессистемных ударов клинка.