предвидел. С одной стороны, перерыв в связи не имел большого значения, докладывать нам особенно было нечего, пока мы не замедлимся и не начнем исследовать свои звезды, но, с другой стороны, он был очень важен: время, которое «Элси» шел со скоростью света (ну, лишь не намного меньше), было очень кратким для нас, но там, на Земле, пройдет добрый десяток лет. Как мы выяснили позднее, доктора Деверо и его коллег на других кораблях, а также дома, в ФДП, очень тревожила мысль, сколько телепатических пар останется (если вообще останется) в действии по прошествии стольких лет. У них были причины беспокоиться. Уже было установлено, что идентичные близнецы практически никогда не становились телепатами, если многие годы жили врозь. Именно это было еще одной причиной отбора молодых пар – большинство близнецов взрослая жизнь разлучает.

Но до этого момента мы не были «разделены» из-за проекта «Лебенсраум». Конечно, мы были на немыслимом расстоянии друг от друга, но каждая пара ежедневно вступала в контакт и практиковалась, что определялось системой ежедневных вахт, поддерживаемых даже тогда, когда передавать, кроме новостей с Земли, было нечего. Но как повлияет многолетний перерыв контакта на связь между близнецами?

Меня это не беспокоило; я про это ничего не знал. В ответ на мой вопрос о прекращении связи мистер О’Тул ответил что-то такое, из чего я сделал вывод, что через несколько недель по корабельному времени темпы времени у нас и на Земле сблизятся достаточно, чтобы связь возобновилась. А пока – никаких вахт, так что все было не так уж и плохо. Я лег спать и пытался игнорировать визги, раздающиеся у меня в голове.

Разбудил меня Пэт.

Том… отвечай, Том. Ты слышишь меня? Том, от…

Эй, Пэт, я здесь! – В мгновение ока я совершенно проснулся и, соскочив с койки, босиком стоял на полу в таком возбуждении, что едва был способен что-нибудь сказать.

Том! О Том! Рад слышать тебя, парень, – ведь прошло уже два года, как я последний раз до тебя достучался.

Но… – хотел было возразить я, но потом смолк. Для меня прошло меньше недели. А сколько времени прошло для Пэта, я мог узнать, только поглядев на Гринвичский календарь и наведя справки в вычислительном центре.

Том, не перебивай, долго мне не продержаться. Последние шесть недель меня держат под глубоким гипнозом и наркотиками… я так долго не мог с тобой связаться. Держать меня дольше в таком состоянии они не решаются.

Ты хочешь сказать, что ты вот прямо сейчас под гипнозом?

Конечно, иначе я вообще не смог бы с тобой говорить… А теперь… На секунду голос стих. Прости, пришлось прерваться, мне сделали еще один укол, а заодно и внутривенное кормление. А теперь слушай и записывай расписание: ван Хоутен…

Он прочитал мне гринвичские даты и точное – до секунды – время для каждого из нас, и, пока я для проверки читал записанное ему, его голос стал затихать. Последним, что я услышал, было «Пока», перешедшее в визг, а затем наступила тишина.

Штаны я все-таки натянул, прежде чем бежать и будить капитана, но на ботинки времени тратить не стал. Потом все повскакивали с постелей, везде включили дневной свет, хотя официально еще была ночь, и мамочка О’Тул варила кофе, и все говорили, перебивая друг друга. Релятивисты толпились в вычислительном центре, а Жанет Меерс вычисляла корабельное время намеченного контакта Берни ван Хоутена с братом в уме. Она не стала возиться с компьютером, потому что Берни был первым по списку и время поджимало.

Ван не мог связаться со своим братом, и все занервничали, а Жанет Меерс заливалась слезами, так как кто-то предположил, что она, считая в уме, выдала ошибочное время. Но доктор Бэбкок собственноручно прогнал задачу через компьютер и подтвердил ее результат с точностью до девятого знака. А потом ледяным тоном объявил, что будет крайне благодарен, если в будущем никто не станет критиковать его сотрудников, эту привилегию он оставляет себе.

Но вскоре Глория связалась со своей сестрой, и все немного успокоились. Капитан, через мисс Гамму, послал донесение на флагманский корабль и получил ответ, что еще два корабля – «Наутилус» и «Христофор Колумб» – восстановили связь с Землей.

Теперь уже никто не тянул время, когда надо было заступать на вахту, никаких забеганий в кладовку, чтобы малость перекусить. Если было известно, что твой напарник будет передавать в 3:17:06 с крохотным хвостиком корабельного времени, ты сидел наготове уже с трех часов, никаких глупостей, магнитофон крутился, а микрофон у рта. Нам-то на корабле было легко, но каждый из нас знал, что его напарника накачивают наркотиками и погружают в глубокий гипноз, чтобы он мог провести связь, – доктора Деверо это очень беспокоило.

К тому же теперь не было времени для болтовни, ведь твой близнец расплачивался, возможно, часом своей жизни за каждое переданное слово. Ты просто записывал то, что он передает, с первого раза, никаких сбоев, а затем передавал то, что написал капитан. Хорошо, если после этого оставалась пара минут на разговоры. Обычно их не оставалось… вот так я и напутал все насчет женитьбы Пэта.

Видите ли, две переходных недели, когда мы летели с максимальной скоростью, последняя неделя ускорения и первая замедления соответствовали примерно десяти годам на Земле. Отношение было в среднем один к двумстам пятидесяти. Но это в среднем, при максимальной скорости замедление было гораздо больше. Я спросил мистера О’Тула, чему равнялся максимум, но он только покачал головой. Измерить это – сказал он мне – невозможно, и вероятная ошибка больше присутствующих в расчете малых величин.

– Скажем так, – закончил он. – Слава богу, что на корабле нет простуженных, а то один хороший чих перекинул бы нас через скорость света.

Он, ясно, шутил. Ведь, как напомнила Жанет, при приближении нашей скорости к световой, масса корабля приближалась к бесконечности.