месть на неопределенное время, попутно наорав на тех самых свидетелей.
Вин жаловался на жизнь. Наставнику жаловался. Причем жаловался не впервой и даже не замечал, что учитель его жалобы благополучно пропускает мимо ушей. Лицо у учителя было мечтательное, смотрел он на гибкие ветви кустарника, изредка переводя взгляд на ученика.
Походы к дому хранящих ничего Вину не давали, как он ни старался. Никакого ощущения города так и не появилось. Да это ощущение никто толком даже описать не смог. Может оно как раз есть, просто Вин не знает, что это оно самое. Вчера, например, полдня левая пятка чесалась. Ни с того, ни с сего. Вдруг это было начало ощущения, а он просто не знал как правильно реагировать. Так оно и закончилось ничем.
Тейка говорил туманно. Рассказывал многословно. И Вин с каждым днем все больше убеждался, что его теоретические знания ничего не стоят. Хоть бери и отправляйся в чужой город, чтобы поговорить с живущими там хранящими. Они бы смогли объяснить. Точно смогли. И вообще, поспешили тех послов на корабле отпустить. Сейчас бы они пригодились.
То, что учитель ничем не поможет, Вин понял еще три дня назад. И не разжалобишь его. Он ведь просил не ввязываться. Утверждал, что ничем хорошим это не закончится. Так что и помогать не станет. Потому что непослушный ученик обязательно должен провалиться и остаться ни с чем. Другим ученикам в назидание.
Так что учитель не поможет.
К сожалению.
И у Вина не оставалось другого выбора. Нужно было пойти к тому человеку и заставить его поделиться знаниями о хранящих. Он ведь знает. Наверняка знает. Но почему-то помочь не спешит.
Почему не спешит, Вину было не интересно. Чужие дела и заботы его вообще никогда не интересовали, особенно те, которые были препятствием к великой цели.
А разве стать настоящим хранящим цель недостаточно великая?
Таладат же наконец вернулся домой. Он с удовольствием прошелся по городу, рассматривая знакомые улицы и улыбаясь людям. Зашел в питейню, где посидел немного над кружкой пива. Пить ему на самом деле не хотелось. Просто приятно было слушать гул голосов, наблюдать за людьми и предаваться блаженному безделью.
Здесь ему не нужно было думать над тем, как именно он себя ведет. Не нужно было притворяться тем, кем он не являлся. Здесь его знали. И это было хорошо.
После питейни Таладат пошел к дому, до которого уже было рукой подать. Прошелся по дорожке, сорвав с ветви недозрелое яблоко. Открыл дверь, охранное плетение на которой узнало его и, возможно, даже обрадовалось. Зашел в гостиную и осмотрелся.
В этом доме ничего не изменилось. Все та же старая мебель. Солнце все так же светит в окна. Даже дорожки на полу все те же, только обтрепались еще сильнее.
И хозяев как всегда нет дома.
Точнее, нет тех хозяев, которые должны быть. Зато есть он, которого быть не должно. Обещал ведь себе дать мальчику года три на раздумья. Пускай все осознает и решит. Попробует силы, поймет, чего хочет и тогда можно будет рассказать одну сказку с плохим концом. Потому что тогда эта сказка особо на решение не повлияет. Оно уже будет принято, осознанно, взвешено и перевешено. А сейчас еще рано.
— И чего им неймется? — спросил Таладат у своего отражения, смотрящего на него из большого прямоугольного зеркала в серебряной раме.
А совету почему-то неймется. Причем сильно. Сначала они хранящих из других городов зовут. Потом ритуал проводят. Хорошо, хоть тот, что попроще. Могли ведь сразу начать со второго, сложного, чтобы наверняка.
В том, что и второй ритуал проведут, Таладат почему-то не сомневался. Было у него такое предчувствие. Но вот почему именно сейчас, он не понимал. Кто-то пришествия цеповиков настолько испугался? Понял, что заигрался, и что действительно нанес городу непоправимый вред? Решил исправить свои ошибки?
Не верится.
Скорее решил воспользоваться ситуацией.
Или испугался, что город возьмет и действительно выберет кого-то из семей хранящих. Выберет человека, у которого за спиной будет целая семья. А может и целый город. А целый город врагов… такое себе могут позволить только собиратели. Да и они стараются не задерживаться долго на одном месте.
Да. А вот протестовать против ритуала призыва никто не посмел. Было бы слишком подозрительно. И мешать не стали. Или не смогли. Атана сильный маг и семейные артефакты не снимает ни днем, ни ночью. Потому что научена горьким опытом и не верит в благородство тех, кого называют благородными. Умная девочка. Жалко что упрямая. И рука у нее тяжелая.
— А ведь она обидится, — сказал Таладат своему отражению. — Похоже, мне снимать щиты тоже не стоит. Обиженная Атана страшнее урагана. Ладно, подождем мальчика, поговорим и будем думать, что делать дальше. Интересно, у Каита получилось то, что он задумал?
Лучше бы получилось, хотя бы частично. С домами ведь когда-то давно получалось. Почему не должно было получиться с городом? И тогда