– Нежданно-негаданно.

– Да, когда он появился, я уже не знала, что и думать. Я даже предположила, что ты все эти годы говорила правду. Или почти правду. И я устраивала для него проверки. Сначала со стихотворением. Потом с уроком танцев. Я пыталась дать тебе понять, что ты всегда можешь мне довериться. Но главное… Я решила, что ты уже взрослая. Ты взрослая, сильная и умная женщина. И мне не следует тебе мешать.

Мэдди теребила кружевную оторочку носового платка.

– Он – совершенно чужой мне человек. Ты можешь в это поверить? Каким-то образом мои письма попадали к нему, и из них он узнал обо мне все. Обо мне, о моей семье. Но я никогда его не видела до того, как он переступил порог нашего дома. А сейчас…

– А сейчас ты полюбила его, да?

– Боюсь, что так. – Глаза у Мэдди защипало от слез. – Но он меня не любит. Или, возможно, он мог бы меня полюбить, но никогда себе этого не позволит. Я не знаю, что мне делать. Вчера после бала мы ужасно поссорились. Я вернула ему обручальную брошь.

– Вполне вероятно, это обычная ссора между влюбленными. Знаешь, как говорят: милые бранятся, только тешатся.

– Не знаю, можно ли нас назвать влюбленными. Я отчаянно хочу быть любимой и очень боюсь, что он может ответить на мое чувство лишь в моем воображении. И все закончится так же, как начиналось: я сама запру себя в придуманном мной же мире.

Тетя Тея улыбнулась.

– После того, через что я заставила его пройти во время подготовки к тому балу, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты ему далеко не безразлична.

– Он человек верный, но… Я думаю, он на меня в обиде за что-то. Не знаю как, но я его глубоко ранила. Возможно, моя ложь никак не отразилась на тебе или на нашей семье, но она причинила боль Логану. Я не понимаю, как наивные письма шестнадцатилетней девочки могли оказать на него такое сильное влияние, но мне бы очень хотелось все исправить. Знать бы только, как.

Даже предложив ему свою любовь, она не растопила лед. Что еще она могла ему дать? Мэдди опустила глаза.

– У меня внутри все переворачивается, и я чувствую себя абсолютно беспомощной.

– У меня на этот случай есть лекарство.

Мэдди брезгливо поморщилась. Ох уж эти фирменные рецепты от тети Теи!

– Знаешь, тетя Тея, раз уж у нас сегодня такой день, скажу начистоту. Я не думаю, что смогу сейчас проглотить хоть каплю твоего…

– Не трать слов. Вот оно – мое лекарство. – И тетя Тея крепко ее обняла. От Теи пахло, как от аптекарского прилавка, всеми косметическими средствами сразу, но объятия ее от этого не стали менее искренними и теплыми. К тому времени, как они разомкнули объятия, на глаза у Мэдди выступили слезы.

– Ты любима, моя девочка, – сказала тетя Тея, взяв ее за щеки. – Тебя всегда любили. Как только ты сама в это поверишь, все само собой прояснится.

Логан старался держаться от нее на расстоянии. Это было непросто, но он понимал, что навязчивостью ничего от нее не добьется. Мэдди могла уехать со дня на день, а он так и не придумал, как ее отговорить. Он мог лишь надеяться, что время или, возможно, угроза опубликовать ее письма, заставят ее передумать.

Он хватался за эту надежду как за соломинку, но он воочию убедился, как эфемерна его надежда, когда накануне Белтейна застал ее в столовой среди нескольких дюжин ящиков и коробок. Стол был завален фарфором, серебром, скатертями, салфетками, подсвечниками. Еще он заметил на столе чайники, кочергу, свечи и банку со специями.

– Вы готовитесь к чаепитию? – с сарказмом поинтересовался Логан.

– Нет. Я готовлю приданое для мужчины.

– Приданое?

Мэдди насупила брови.

– У мужчины бывает приданое? Я, честно говоря, не знаю. Но это не имеет значения. Когда люди вселяются в новый дом, им нужно иметь самое необходимое.

– А разве в замке все это не нужно?

– Теперь уже нет. – Мэдди бережно заворачивала в солому кувшин для умывания.

– Я еду домой, в Лондон. Я буду жить со своей семьей. Кто-то должен всем этим пользоваться.

Логан стиснул зубы. Она говорила об отъезде спокойно и просто, как о деле давно решенном. Она не только замок бросала, она и его, Логана, бросала. Мэдди обошла вокруг стола, считая стопки с ложками. Логан, чуть приотстав, шел следом.

– Мне тоже полагается прощальный подарок? – спросил он, как ему казалось, словно невзначай, а на самом деле раздраженно и с обидой. – Может, мне столик какой-нибудь перепадет и пара подсвечников?

– Вообще-то, для вас у меня припасено нечто иное.

– Правда? И что же?