Медленно раскачиваясь надо мной,Если б кончился сегодняшний мой путь,Мог бы я снежинками блеснуть.
1970
* * *
Хранитель языка —Отнюдь не небожитель,И каждая строкаНуждается в защите.Нуждается в теплеИ в меховой одежде,В некрашеном столеИ пламенной надежде.Притом добро теплаТепла добра важнее.В борьбе добра и злаНаш аргумент сильнее.
1971
* * *
Острием моей дощечкиЯ писал пред светом печки,Пред единственным светцом,Я заглаживал ошибкиТой же досточкой негибкой,Но зато тупым концом.
(1971–1973)
* * *
Пусть лежит на столе,Недоступная переводу,Не желая звучать на чужом языке,В холод речи чужой оступаться, как в воду,Чуть не в каждой душевной строке.Тайны речи твоей пусть никто не раскроет,Мастерство! Колдовство! Волшебство!Пусть героя скорей под горою зароют:Естество превратят в вещество.Не по признаку эсхатологииВсевозможнейших Страшных Судов —Пусть уходит ручьем по забытой дороге:Как ручей, без речей и цветов.Пусть изучат узор человеческой ткани,Попадающей под микроскоп,Где дыханье тритон сохраняет векамиСредь глубоких ущелий и троп.
1972
* * *
Как Бетховен, цветными мелкамиНабиваю карман по утрам,Оглушенными бурей стихами
