что можно, а чего нельзя.

Покупательская состоятельность воплощает самую главную нашу жизненную ценность, ту, за которую мы готовы идти на смертный бой. Свободу.

Проверить это предположение можно на одном человеке, который стал символом американского обогащения. Это Говард Хьюз. Он пытался скупить все. Он купил себе даже парикмахера.

В течение 17 лет Хьюз платил Эдди Александру баснословные суммы – около 7000 долларов в нынешних деньгах за одну стрижку – только за то, чтобы он в любое время дня и ночи был готов приехать по первому звонку Хьюза. Как-то раз в 2 часа ночи Хьюз решил проверить исполнительность Эдди. Он набрал номер и после первого же гудка услышал в трубке голос парикмахера:

– Это вы, Говард? – хватаясь за ножницы и расческу, спросил Эдди.

– Просто проверяю, ничего срочного.

Точнее всего материализм Хьюза получилось охарактеризовать у Джоан Дидион в книге «Крадясь к Вифлеему» (Slouching Toward Bethlehem). Вот что она пишет в главе, названием которой стал адрес 7000 Romaine, Los Angeles 38:

«Возводя на пьедестал Говарда Хьюза, мы узнали кое-что интересное прежде всего о самих себе. Деньги и власть в Америке – это не покупки, которые мы совершаем, и не власть ради власти. Это абсолютная личная свобода, мобильность и неприкосновенность. Это тот самый внутренний зов, который на протяжении всего XIX столетия вел Америку к Тихому океану, это желание без труда отыскать открытый ресторан, если тебе вдруг захотелось сэндвич, желание быть самому себе хозяином, жить по своим правилам».

Наших прадедов привело сюда стремление обрести абсолютную свободу. Статуя Свободы просила «гремевшие в истории державы» отдать ей «изгоев, страстно жаждущих свобод»4. Патрик Генри выразил то же страстное стремление в своем знаменитом: «Дайте мне волю иль дайте мне смерть». А в 1971 году проникшиеся тем же духом власти Нью-Гэмпшира стали чеканить на каждом автомобильном номере своего штата: Live Free or Die («Живи свободным или умри»).

Мы тоже стремимся к свободе, как Фифти Сент, как Хьюз и Генри. Именно поэтому Harley Davidson выбрала ее своим девизом – ее мотоциклы дают свободу. Еще нагляднее демонстрируют это сами мотоциклисты, протестуя против обязательной езды в шлеме. «Мы вольны разбиваться насмерть, – утверждают они, – нам нужно чувствовать опасность и ветер в лицо».

Наше на первый взгляд избыточное магазинное изобилие – 85 видов крекеров и целые стеллажи разной зубной пасты – всего лишь ответ маркетологов на нашу мольбу о свободе выбора. Чем шире выбор, тем сильнее в нас ощущение, что мы – американцы.

Сравнительная политология выделяет страны с так называемым «почтительным менталитетом». Их граждане склонны к законопослушанию и подчинению властям. Мы не такие, мы ненавидим, когда нам указывают, и на любое вмешательство отвечаем своей любимой фразой: «Это свободная страна!»

Это определенная форма поведения, которую можно обнаружить в любом менталитете, но в нашем она распространена особенно. Психологи называют ее духом противоречия, и это «когнитивное искажение» нередко побуждает нас к неправильному выбору. Мы принимаем в штыки не только приказы, но и советы – потому что не готовы поступиться свободой.

Теперь понятно, почему в День святого Валентина продавцы цветов получают совсем не ту выручку, на которую рассчитывают, развешивая баннеры: «Не забудь купить ей букет на День святого Валентина». Миллионы мужчин, увидев эту надпись, разворачиваются и назло покупают конфеты (если, конечно, в кондитерской не висит баннер с такой же надписью, только про сладости, – тогда они разворачиваются и ведут любимую в ресторан).

Есть ли на свете кто-то строптивее американцев? Вместо того чтобы повиноваться законам, мы поем хвалу правонарушителям и преступникам. Мы восхищаемся Джоном Диллинджером, Бонни и Клайдом, прославляем их в литературе и кино. Мы любим красиво совершенное преступление.

(Тем, кто видит причину нашей любви к трем вышеозначенным персонажам в том, что они грабили банки и банкиров, которых в эпоху Великой депрессии ненавидели все, напомню, что такую же симпатию мы питаем к Билли Киду, Бутчу Кэссиди и Сандэнс Киду – а эта троица вообще хватала все, что плохо лежит.)

Американцам нравятся «фильмы-ограбления»: «Бешеные псы», «Схватка», «Миссия невыполнима», «Грабеж», «Ограбление по-итальянски», ну и, наконец, самая, пожалуй, наглядная иллюстрация – прошедшие парадным строем по кинотеатрам «Одиннадцать», «Двенадцать» и «Тринадцать друзей Оушена». Телевизионная сеть ABC, годами не изменявшая своим строгим принципам отбора фильмов для показа, в 1968 году создала настоящий хит, выпустив на экран Роберта Вагнера в роли обаятельного вора, грабителя и карманника в сериале «Требуется вор» (It Takes a Thief). Вдохновил ее на это нашумевший фильм 1955 года «Поймать вора» с Кэри Грантом.

В 2002 году выбор, сделанный Стивеном Спилбергом на кастинге, не оставил сомнений в том, за кого нам предстоит болеть в фильме «Поймай меня, если сможешь». И, разумеется, когда ловкач и пройдоха Фрэнк Эбигнейл в исполнении красавчика Ди Каприо водил за нос несгибаемого сурового полицейского – Тома Хэнкса, наши симпатии были на стороне первого.

Согласитесь, мы симпатизируем ворам, а не полицейским. Поступки акул мафии, изображенных в «Крестном отце», жестоки, но как сказал дон Корлеоне: «Это просто бизнес». Реплика Корлеоне вызывала у американского зрителя смех, а главные злодеи мафиозной саги – коррумпированный