местности и своих организмов.
Борута на ходу сочинил себе биографию, заявив, что отбывал срок не по уголовной статье, а за убеждения, мол, занимался нетрадиционными видами лечения. В общем, прикинулся страдальцем, был произведён в академики Академии народного целительства, и они со Шлопаком начали обследование всех проклятых мест на Пижме. Это для людей несведущих, тёмных и ортодоксальных места бывают таковыми, а для специалистов по паранормальным явлениям они кладезь знаний, объект для изучения. Почти год два академика ездили по району и вставали лагерем возле гнилых болот, мёртвых омутов, лысых гор и там, где по преданию жили колдуны или совершались чудеса, произведённые нечистой силой. В частности, искали место, где стояла деревня Дор: по преданию, там жили одни кудесники, волшебники и чародеи. Однако никто даже примерного расположения её не помнил, посылали на одно из топких болот, дескать, этот самый Дор ушёл в трясину вместе с жителями.
Академики ездили по всей Пижме, замеряли поля самодельными приборами, проводили испытания со своими и чужими тонкими телами и энергиями, занимались лозоходством. И выявили много аномальных зон, вместе с приглашёнными телевизионщиками сняли несколько передач, прославивших Пижму чуть ли не на весь мир.
Однако везде находили только следы нечистой силы, притоки её воздействия на природу, загадочные явления, по ни одного лешего, ни русалок с кикиморами, ни ведьм так и не обнаружили. Все проклятые места взяли под надзор, в том числе и видеокамер, а сами занялись лечебной практикой. Исцелять бабушек на Пижме оказалось легче всего, ибо доверчивые, они выздоравливали от заряженной воды и хлебных зёрнышек. Академики буквально чудотворствовали!
В первую очередь Шлопак стал лечить самого Данилу, точнее, его копчик, полагая, что если однажды хвост отрастал, то отрастёт и во второй раз, коль есть природная предрасположенность. Курс был терапевтическим: целитель вешал Боруту за шиворот на то самое дерево, где впервые обнаружился хвост, и держал так несколько часов. Его уникальная природа должна была вспомнить первобытное состояние и толкнуть силы организма на воспроизводство хвостовых позвонков. Сначала он висел в альпинистском снаряжении, потом задача усложнилась, и лекарь стал вешать его, как Драконя, — за воротник ватника и уже без всякой страховки. Древняя генетическая память никак не пробуждалась, хотя Данила каждый раз испытывал страх и однажды чуть не рухнул, когда затрещала фуфайка. Было время повисеть, подумать, и он всё больше склонялся к мысли, что дело тут не в его природе, а в чародействе председателя, весь род которого связан с нечистой силой. Алфей Никитич наколдовал и отрастил Боруте хвост, чтоб посмеяться, но оказалось, устроил его судьбу, можно сказать, сделал счастливым человеком. И только неразумная беспощадность к собственному организму подвела, хвост перетёр ся, оборвался там, где было тонко, и теперь никак не хотел отрастать.
Данила поделился своими соображениями с целителем, а тот уже давно заметил странное поведение председателя, и особенно его жены. То, что Дракони водятся с нечистой силой, всем было известно, они даже этого не скрывали и всё время здоровались с духами. Кто ходил с ними по грибы-ягоды, все слышали и видели: придёт в лес, старший или младший, непременно скажет:
— Здравствуй, батюшка див! Дай твоих грибов побрать! Зимой похлёбкой угощу.
Если намедни в лесу пусто было, даже мухомора не видать, тут же на глазах белые полезли, обабки, рыжики и даже грузди. На болоте же ещё и поклонится:
— Здравствуй, матушка кикимора! Позволь твоей морошки порвать! Зимой придёшь, чаю попьём.
И весело так с ними разговаривает, пока собирает, иногда какие-то птичьи звуки издаёт, а ему, как эхо, отвечают.
Оба супруга до сих пор шастали ночами по пижменским просторам и каждый сам по себе: верхового Драконю можно было встретить в полночь на холмистых зарастающих полях, а его жену в лесу или на реке, и непременно с бидончиком молока. Дракоши, то есть зятья председателя, тоже чем-то промышляли, шныряли по ночным просторам, и всегда вооружённые до зубов. То ли браконьерили, то ли, напротив, охраняли свои угодья, поскольку все леса и поля в округе, вся флора и фауна формально принадлежали ферме. Борута и сам любил бродить по ночам, поэтому всё видел и слышал и однажды чуть не столкнулся возле омута на Пижме с Дивой Никитичной, которая на его глазах вылила молоко в реку.
— Зачем ты льёшь молоко? — спросил он, всё ещё испытывая притягивающие к ней чувства.
— Русалок пою, — призналась Дива.
— Я бы тоже не отказался! — чтобы завязать разговор и вспомнить юность, сказал Борута.
— Добро, — отозвалась она. — В следующий раз встретишься, тебя напою.
Сказала как-то многообещающе, с тайным намёком — сердце затрепетало, и копчик зачесался. Но Дива Никитична всполоснула бидончик водой и ушла. А дело было ранним утром, от белой реки молочный туман поднимался, Данила глянул в парную воду — а там девы с рыбьими хвостами и зелёными волосами ловят белые струи, молоко пьют!
Сколько раз потом ходил на это место один и Шлопака водил, так больше русалки и не всплыли из глубин. Сам пробовал молоко лить, и целое ведро извёл — хоть бы хвостом плеснула.
Наблюдение за Драконей и его женой ничего конкретного не дало, и тогда они решили пойти к председателю с повинной и на поклон, чтоб свёл с нечистой силой, например с лешим или ведьмой, от которых можно научиться чародейству и всякому колдовству. А лучше с обоими сразу! Взамен же они готовы были выполнять любую работу на ферме. Председатель тогда уже больной был, но их выслушал с серьёзным видом, заметно было, зла не держал,