Бука развернулся и неторопливо пошел в закат. Прохор забеспокоился:
— Эй, как там тебя… Бука! Стой! Ты что же, бросишь меня здесь?
Бука развернулся и развел руками:
— А чего ты от меня хочешь? Или забыл уже? Ты ведь только что собирался меня убить.
Прохор опустил голову:
— Твоя правда… Но я просто сдохну здесь один, без связи.
— Не хочу тебя огорчать — ты и так умрешь.
— Что?!
Бука вернулся, присел перед беспомощным Прохором на корточки, разглядывая его, как равнодушный ученый — лабораторного кролика.
— Видишь ли, какое дело, — Бука склонил голову на бок. — Эта штуковина, срастаясь с тобой, подменяет собой какие-то нервные окончания, синапсы, может, даже некоторые участки мозга. И вот эта штука сгорела нахрен. Я не виноват, что так происходит, — это не самое странное, что происходит рядом со мной. Но речь не обо мне, а о тебе. Гаджет сгорел, а заменить его уже нечем. Понимаешь? Скоро у тебя начнут отказывать органы и… Ты ведь сейчас не испытываешь боли?
— Нет. Почти.
— Вот видишь — атрофировались нервные окончания. Ты не ощущаешь, как твое тело распадается и гниет заживо… Прости, я наверное, слишком прямолинеен?
— Да уж куда прямолинейнее…
Неожиданно для самого себя Прохор рассмеялся. Даже лицо прикрыл непослушной ладонью. Бука вопросительно поглядел на него.
— Над собой смеюсь, — пояснил Прохор. — Хотел отцу помочь, денег на лечение оттяпать — помог, называется. Лучше бы лотерейный билет купил — и то больше проку… Ладно, иди уж.
Рука сама нащупала ТТ. Если действительно станет хуже, у него всегда есть простой и быстрый выход.
Движение не ускользнуло от Буки. Взгляд его сверкнул неодобрительно. Поиграв желваками, Бука подумал, спросил:
— А как это — когда у тебя есть отец?
Прохор метнул в сторону Буки непонимающий взгляд.
— Я не знаю своих родителей, — пояснил Бука. — Некоторые считают, что я просто порождение какой-то аномалии. Чудовище. Бездушная тварь из Зоны, только внешне похожая на человека…
Прохор смотрел на парня исподлобья. Сейчас бы он, пожалуй, согласился с теми, кто считает этого паренька монстром.
Может, не так уж неправы были создатели кровавой игры: этого парня нужно было прикончить. Пока не поздно. Если он умеет выжигать на людях нейрофоны, от чего, по его словам, люди гибнут, то он смертельно опасен! Мало ли каких бед он еще натворит…
О боже… Это уже похоже на бред. Он вступается за систему, которая под видом игры совершает реальные убийства?! Которая заставила убивать его самого и в результате почти что прикончила?!
Прохор заставил себя сказать:
— Я тоже не помню своей матери, Бука. Отец для меня — самый близкий человек. Может, и ты когда-нибудь станешь отцом — поймешь. Мне, вот, похоже, не суждено.
Бука задумчиво разглядывал его, прикусив губу. Наконец, кивнул:
— Ладно. Я постараюсь тебе помочь. Может, нейрофон не успел перетянуть на себя всю твою нервную систему целиком и остались хоть какие- нибудь резервы. Но я ничего не обещаю.
— И как же ты мне поможешь? — начал было Прохор. — Ты же, вроде, не врач…
Бука вдруг совершенно бесцеремонно положил растопыренную ладонь ему на лицо. И Прохор снова провалился в темное ничто.
Уже неделю он жил в тайном логове Буки. Логово — конечно, сильно сказано, но уж слишком не похож был этот парень на нормального человека. Впрочем, на злобного маньяка он также походил мало. Он был просто другой.
Бука обитал в нежилом на первый взгляд помещении в стиле, отдаленно напоминающем модный теперь лофт. Только, похоже, никто специально не занимался здесь стилизацией, и грубые, неприкрытые кирпичные стены, трубы, вентили были здесь потому, что никто не потрудился их скрыть.
Хозяина это ничуть не смущало. Более того, он ощущал себя здесь вполне комфортно. Как стало ясно из дальнейших бесед с обитателем «лофта», тот действительно напоминал ему родную Зону.
— Зона не отпустила меня, — любил повторять Бука. — Она пришла сюда вместе со мной.
Прохор пытался понять, что Бука имеет в виду, но лишь пожимал плечами. Конечно, он что-то слышал о Чернобыльской Зоне отчуждения, о других Зонах, вроде бы разбросанных по планете, о странных ребятах, совершавших вылазки в эту радиоактивную пустыню за каким-то безумно дорогим,