– Людской век недолог, еще лет двадцать – шестьдесят, и все. Мне в любом случае больше не прожить.

Потрясенное:

– С чего ты взяла? – Ладомир потер лоб и запустил руку в свою шевелюру, словно собираясь ее проредить. Нервно отхлебнув ежевичного ягодного эликсира, моргнул. – Ты моя жена! Тебе жить и жить. Двадцать, шестьдесят… не смеши! Ты проживешь даже дольше меня. Если случайно не убьют – твой возраст перевалит за десятки тысяч лет!

Я поперхнулась, пролив немного вина ему на… скажем, колени. СКОЛЬКО? Он точно издевается.

– Но как?

Ладомир разразился лающим смешком.

– Ты думаешь, почему женщины всех рас и мастей так стремятся к диэрам? Из-за нашего обаяния? – Он покачал головой. – Вовсе нет. Какие бы мы ни были успешные, красивые, умные…

Ну вот, началось…

Диэр мрачно ухмыльнулся:

– Одна ночь с диэром – и срок жизни красавицы удваивается, причем до самого конца она остается молодой и красивой.

– Что? – Во мне кипящим ключом неожиданно взбурлила ревность, смешанная с жгучей обидой. И скольких он так осчастливил, интересно? Всю страну? Полстраны?

Муж осыпал меня поцелуями и так увлекся, что пришлось его даже немного отпихнуть.

– А если девушка вышла замуж за диэра… – Мужчина с трудом продолжил, вспомнив, о чем мы говорили перед тем, как он отвлекся. – Ей гарантирована практически вечная жизнь. Повторяю, если случайно не погибнешь!

– Разве такое возможно? – вытаращила я глаза в непритворном изумлении. Наверное, я сейчас напоминала Къяффу в обличье осьминогопаука.

Ладомир тут же попытался меня отвлечь, ласки становились все более смелыми. Похоже, он так пытается что-то скрыть. Или старается благополучно забыть о том, что случится дальше?

– Не отвлекайся, – отодвинулась я от него. Надо сказать, что это простое действие далось мне с громадным трудом. – Повторяю свой вопрос: такое возможно?

– Да. – Взволнованный бархатный голос. И новая попытка уйти от темы обсуждения: – Поэтому прошу, умоляю сюда не приходить! Еще неизвестно, что взбредет в голову этой су… Лилит. Попадись ты ей в лапы – и я буду бессилен.

Я сидела в полном ошеломлении. Подумать только – вечная жизнь! Моя бабушка умерла в семьдесят восемь и воспринимала свой будущий уход с радостью, старческая немощь ее доконала. Господи всемилостивый, быть молодой и красивой – не одну сотню лет и даже не две… Тысячу лет? Больше? Нет, человеческому уму непостижимо – так долго жить. Затряслись руки.

– И ты связал себя со мной, – медленно сказала я, переваривая информацию, – на такой безумно долгий срок? Ты рискнул?..

– Без сожаления, – подтвердил муж. – Когда к нам приходит чувство, оно одно на всю жизнь. Потеряешь – и будешь всю жизнь мучиться. А потом уйдешь и не оставишь после себя никого.

– В смысле? – не поняла я. У меня от всей этой ошеломительной информации уже мозги стали желеобразными. Скоро начнут испаряться.

– Моя раса может иметь детей исключительно в браке с любимой женщиной, – неохотно объяснил Ладомир, не оставляя попыток отвлечь меня от этого разговора. – Для остальных я стерилен.

О! Мой! Бог!

Мои глаза потянулись к столику, а руки к пустому бокалу. Надо это откровение срочно чем-то запить.

Видимо, диэр уловил мое ошеломление и посему решил перенаправить сложные эмоции совсем в другое русло.

– Нет, Леля. Тебе хватит. У нас с тобой только одна ночь, надо спешить. – При этом он впихнул мне в рот пару ломтиков сыра с ветчиной и дал закусить очищенной апельсинкой.

А потом… Ладомир приподнялся надо мной на напряженных руках и все время смотрел мне в глаза, не отводя взгляда, словно пытался заглянуть в душу. Это и завораживало, и пугало. В его глазах горел негасимый огонь, то пламя, которое может согреть в зимнюю ночь у костра, а может и сжечь дотла.

– Леля, посмотри на меня… – От одного вида наших сплетенных тел я могла бы получить сокрушительную разрядку.

– Леля… – У меня перед глазами начала расплываться радуга, эта радуга разрасталась все шире, захватывая всю меня с головы до пят.

– Леля, ты – моя. – В его голосе проскочила странная напряженность, словно для него было мукой ждать от меня ответ.

– Единственная моя… – Он не говорил – утверждал. И я верила.

И до самого конца мы смотрели глаза в глаза, разделяя сладкую до болезненности страсть и наслаждение – и ничто, даже смерть, не смогло в то мгновение нас разделить.

Затем мы были в море… опять на ковре… на песке… в общем, всего и не упомнишь. Под утро я вяло лягалась и отбивалась с криками: «Тиран! Сатрап!