Я потрясла головой.

Это точно не я. Это просто не могла быть я. Когда я успела стать такой холодной, безжалостной, беспринципной стервой? Или я всегда ею была? Просто хорошо скрывала?

Боже, как холодно. Как невообразимо холодно жить в такой… семье!

Желудок сжался до боли.

Нет! Не хочу так! Чур меня, чур! Хочу любви и детей!

– Леля, очнись, – издали позвал меня родной голос, – это не для тебя. Не твоя жизнь, не твоя реальность. Не вовлекайся и выходи.

Меня отпустило. И я перевела взор на другое окно…

Второе окно

Там был драный, грязный шатер из шкур, устланный войлочными матами, на которых под лоскутными одеялами спало восемь детей разного возраста, тесно прижавшись друг к другу для сохранения тепла.

– Мамоцка! – прыгала на моем животе белокурая девчушка лет четырех с широкой улыбкой, обнажавшей два небольших клычка. – Мона я седня с вами пойду? Вместе с Мото? – Она сунула мне под нос тряпичную замурзанную игрушку, не поддающуюся определению. – Нам скуцно! Мири с нами не играет!

– Нет. – Из-под одеяла рядом со мной показалась лохматая голова… орка?

Я в этой реальности замужем за орком? И у нас восемь детей? А как? Голова совсем отказывает! Впрочем, голова для этого дела и впрямь не нужна.

– Поцему? – скривилась девчушка, прекращая на мне подпрыгивать и перебираясь на отца. – Мне скуцно!

– Это опасно, Мици, – спокойно ответил орк, поглаживая громадной рукой детские шелковистые волосики. – Мы сегодня идем на дальнее пастбище, а туда забредают шарфаты. Так что побудь сегодня с Мири.

– Холошо, папоцка! – чмокнула отца в нос Мици и уползла к остальным детям, начинавшим просыпаться.

Расширенными глазами я смотрела на меня-двойника, кормившую свое потомство какой-то липкой, жидкой кашей и просяными лепешками. Еды было катастрофически мало, и я все разделила между детьми и мужем, который, впрочем, украдкой подсунул большую часть своей порции двум младшим сыновьям.

Вообще, все мои дети: пять сыновей разного возраста и три младшие дочери – были очевидными смесками двух рас. Кому-то достались в наследство мои белокурые локоны, кому-то голубые глаза, кто-то был светлокож. Но также все они были орками.

– Лели, – обратился ко мне «муж», украдкой погладив по заднице, – собери, что можешь, с собой. Нам уже пора выходить.

Я кивнула и сгребла остатки лепешек в чистую тряпку. Мы и шестеро старших детей закутались в шкуры и велели Мири приглядывать за сестрой и поддерживать огонь в очаге, сложенном из больших камней.

А потом вышли наружу навстречу холодному, пронизывающему ветру в голой степи. Странно, а почему наш шатер только один в округе? Не похоже на нормальное стойбище!

Ой, нас же изгнали! Точнее, род мужа не признал наш брак и нам пришлось уйти. Моя семья тоже отринула такой мезальянс. Теперь мы отщепенцы и изгнанники. Так сказать, небольшая плата за любовь.

– Боюсь, – пробурчал орк, прихрамывая в нужную сторону (следы старого неизлечимого ранения, полученного в дальнем набеге), – этот год будет очень тяжелым. Вождь хочет получить двойной налог. Грядет война. Если мы не хотим посылать старших сыновей в его войско, то должны заплатить.

– Я не хочу, чтобы мои дети гибли, – вздохнула я, пряча лицо от ветра в отворот шкуры. Сердце болезненно сжалось. – Но чем мы будем платить? Половина нашего скота полегла от неизвестной болезни. Если мы все отдадим, то как будем жить дальше?

– Проживем, Лели, – светло улыбнулся мне «муж», а в глазах… неуверенность и затаенный страх. – Я все сделаю, чтобы наши дети не участвовали в битвах…

– Почему, отец? – вмешался второй из сыновей. Высокий, плечистый, красивый… и пока очень глупый. – Я могу принести нашему роду славу и богатство!

– Или тебя принесут на шкуре! – Дала в сердцах ему подзатыльник, удивляясь подобной самоуверенности. – Нет моего согласия на твое участие в войне!

– Слушай мать! – пробасил орк, даря мне нежный взгляд.

Похоже, он меня искренне любит, хотя мне настоящей он и не совсем по душе – устрашающе громадный, чересчур лохматый, с кривоватой улыбкой на не слишком привлекательном, неправильном лице. Напоминает медведя гризли.

И в этой реальности «муж» тяжко работает от зари до зари. Его большие, натруженные руки созданы явно не для скипетра и державы. Руки трудяги. Руки, которые обихаживают скот, качают детей и обнимают меня.

Мы целый день занимались стадом: проверяли маток перед окотом, лечили больную скотину, перегоняли животных и делали еще какие-то непонятные для современной девушки вещи. И всегда орк был рядом: помогал, ограждал, оберегал.