– Мисс Бишоп, ваша преданность и стратегический талант впечатляют. Однако ваши методы достойны осуждения. Вы обошли целую систему, лишь бы ему отомстить. Но как ни крути, вы своего добились. Раскрыли правду о разрывах и предотвратили серьезную угрозу для Архива с минимальными потерями. Хотя и эти потери чрезвычайно расстраивают. – Он повернулся к Агате. – Ваш приговор аннулирован.

Меня охватило облегчение, в груди вспыхнула надежда. Пока не вмешалась Агата.

– Вы забыли, – обратилась она к Хейлу, – что мисс Бишоп признали виновной по двум пунктам. Первое – предательство. Это обвинение мы с нее снимем, раз вы этого желаете, но второе остается: у нее нарушена психика. Она больше не годна к службе. Уж это вы не можете отрицать.

Хейл вздохнул и снова опустился в кресло.

– Нет, не могу, – согласился он, – но зато я могу рассмотреть еще одно мнение. Мнение человека, чья гордость не столь уязвлена.

Он махнул рукой стражнику, тот открыл дверь и впустил женщину. Ее светлые волосы были собраны в неряшливый хвост, руки и одежда перепачканы в крови, на лбу и подбородке темнели пятна сажи. Это была Даллас.

– Прошу прощения за задержку, – извинилась она, вытирая лицо. – Пришлось позаботиться о теле.

Внутри у меня все съежилось. Я догадалась, что она имела в виду Эрика.

– Какова ситуация в школе? – спросил Роланд.

– Хаос, но постепенно все успокаивается, – она взглянула на меня и улыбнулась. – Судя по всему, у тебя выдалась та еще ночка.

– Даллас, – Хейл обратился к моему психотерапевту. – Вы провели несколько дней с мисс Бишоп. Какова ваша оценка?

Агата прищурилась.

– Оценка Маккензи? – спросила Даллас, почесав голову. – С ней все прекрасно. То есть, «прекрасно» может и не совсем верное слово. Но учитывая, через что она прошла, – она перевела взгляд на Агату, – и через что ее заставили пройти, – она с теплом посмотрела на меня, – ее стойкость внушает уважение. Она все время держала ситуацию под контролем. Я даже не вмешивалась.

Плечи Роланда заметно расслабились, и я глубоко вдохнула, наконец позволив себе поверить, что все получилось, что все будет в порядке.

– Вот и хорошо, – сказал Хейл, – я думаю…

– У нее есть сомнения, – оборвала его Агата, поднимаясь со стула. – Я это видела.

– Дотаточно, – перебил ее Хейл и потер глаза. – Агата, сомневаться – это не преступление. Сомнения – это всего лишь способ испытать нашу веру. Они могут нас сломить, а могут сделать сильнее. Это абсолютно естественно и даже необходимо, и меня беспокоит мысль, что у вас их совсем не осталось. – Он встал из-за стола. – Дайте мне свой ключ, – тихо сказал он.

Рукой в перчатке Агата коснулась блестящего золотого ключа, висевшего у нее на шее на короткой цепочке. Хейл щелкнул пальцами. Сжав губы, она сдернула ключ, разорвав золотую цепочку, и положила его ему на ладонь. С минуту он размышлял. А затем вставил ключ в грудь Агаты.

Он даже не повернул его. Просто держал одной рукой ее за плечо, второй – ключ и смотрел ей прямо в глаза. В комнате все затаили дыхание. Затем он шевельнул губами и прошептал ей едва слышно:

– С тобой я позже разберусь.

Затем вынул ключ так же быстро, как и вставил. Агата ловила воздух ртом.

– Ступай вон, – велел он. И она тут же повернулась и, прижимая руки к груди, поспешила прочь из комнаты. Кремовое пальто колыхнулось, и дверь за ее спиной захлопнулась.

Директор Хейл вздохнул и вернулся на место, положив ключ Агаты перед собой на стол. В комнате повисло гробовое молчание. Роланд смотрел на стол. Даллас опустила глаза в пол. Но я не сводила взгляд с Хейла.

– Может, и правда ничто не исчезает навсегда, – произнес он, – но всему приходит конец. Когда – решать мне. Очень советую вам помнить об этом, мисс Бишоп, – он повернулся к Даллас. – Проследите, чтобы она добралась домой в целости и сохранности.

– Сэр, – сказала я. – Пожалуйста, скажите, что с Уэсли?

– Он где-то там, – он махнул рукой в сторону двери. – Ступайте, отыщите его.

Я еле сдерживалась, чтобы не выкрикивать имя Уэсли, пока мчалась по коридору в Атриум. Еще издали я увидела, что он уже в приемной. Весь в порезах и ссадинах, он стоял, пошатываясь и обхватив голову руками, но все же держался на ногах. По обе стороны от него стояли Патрик и Лиза, а за спиной – тот человек из Отряда, который приволок меня сюда, но мне было плевать на них. Я вбежала в приемную, Уэсли поднял глаза и увидел меня. Я кинулась к нему, и он обнял меня.

Избитые и потрепанные, мы оба морщились от прикосновений и все равно прижимались друг к другу. Я обвила руками его талию, он – мои плечи. А когда он приник губами к ложбинке на шее, я ощутила на коже его слезы.

– Ты идиот, – сказала я, потом взяла его лицо в ладони и припала к его губам. Я целовала его с исступлением, потому что он стоил того, потому что жизнь коротка и страшна, и неизвестно, что случится потом. И сейчас я знала только одно: мы все еще жива, и я хочу быть с Уэсли Айерсом. Прямо сейчас я хотела чувствовать его объятия, его губы. Слышать биение его жизни, накрепко связанной с моей. Этот момент – все, что у нас было, и мне хотелось, чтобы он стоил всего того, что случится потом.