Дорога к «Чаше» далась мне с большим трудом.

Однако день еще не закончился.

Мой вид произвел немалое впечатление на Маммона Колчека. Он сидел во дворе «Чаши» под специальным навесом для троллей в обществе чана с похлебкой и степенно наворачивал ее половником размером с кастрюлю. Оглядев меня, звякнул латными рукавицами и прогудел:

– Пачкаться – некрасиво!

Я сказал серьезней некуда:

– А красиво – не пачкаться. Ничего, скоро нас нагонит туча, и дождик всё смоет.

Надеюсь, это правда: пойдет обыкновенный дождь, который смоет только грязь, а не, скажем, мясо до костей.

Хм, дождь, может, и будет обыкновенным, а вот как быть с тем созданием, что явится вместе с ним? Виджи сказала, что оно налито злобой, гневом. И против кого направлен его гнев, интересно узнать?

Впрочем, совсем неинтересно. Куда интересней – сбежать, дабы не искушать сверхъестественное существо прихлопнуть Фатика М. Джарси. Он сегодня трижды избежал смерти, и четвертая удача, пожалуй, это будет многовато даже для него.

Добрая фея и возницы ждали меня за столом; если судить по тарелкам и кружкам, возницы, Нанук и Ванко, в ожидании меня, проели-пропили немало денег, но, к счастью, четыре масляные лампы они достали, они высились тут же, на столе. Тулвар дремал рядышком на лавке, прикрывшись халатом: его царская милость сомлели в духоте. И то дело – вопли Олника не давали ночью уснуть всем обитателям фургона.

Перед моей супругой находилась кружка нетронутого пива. Зуб даю – его принесли тогда, когда я только покинул харчевню. Так оно и стояло все часы, пока я неизвестно где шлялся.

– Трудный день, – ответил я на немой вопрос Виджи. – Баня, мыло, полотенце. Но сначала – еда. От голода сводит желудок. А, и пив… Гритт, пусть принесут обычной воды. Где Самантий и Крессинда?

– Не появлялись с тех пор, как ты ушел.

Сухой ответ. Моя ведьма была зла. Я ушел на час и проваландался черте где целых три. И не предупредил. О, в своей реакции на мое опоздание она напоминала обычных женщин!

И, кстати, почему я не услышал вскриков Олника? Жив ли мой старый приятель? Возможно, Крессинда его приспала каким-то образом? Или он до того ее довел, что она втихую придушила его, скажем, своей необъятной грудью?

Навещу его после бани.

Я закашлялся, оперся о стол.

– Я все тебе расскажу, только дай поесть и вымыться. И мне нужно хотя бы два часа сна. У тебя есть деньги?

Выгоревшие брови недоуменно взлетели на середину лба. Какие деньги, Фатик? У нас общий кошелек, и он – у тебя.

Великая Торба!

Пришлось занять денег у Нанука и Ванко. Мне было стыдно.

– Отдам сразу, как получу средства у Траука, – пообещал я. – В двойном размере.

Принесли жареную баранину с тушеной репой и кашей из зерен амаранта. Я ел, не чувствуя вкуса, проглатывал, почти не жуя. Все это время рука Виджи лежала на моем колене. Пальцы чуть заметно дрожали. Моя эльфийка понимала, что со мной приключилась беда – и переживала так, как и следует переживать любящей женщине, и если вы удивитесь, как это она так быстро перешла от гнева к трепетному сочувствию – значит, вы совершенно не знаете женщин, ну вот нисколечко!

Затем я отправился к хозяину постоялого двора и велел растопить баню. Попарить избитое тело а потом выспаться – это то, что было мне сейчас нужно больше всего. К счастью, хотя бы запас сменного платья у меня есть – наученный горьким опытом многочисленных путешествий, я стребовал его с Вирны, если вы помните. После бани и сна переоденусь…

На пороге бани Виджи взглянула мне в глаза:

– Я с тобой.

Тон ее был непререкаем.

А я что? Пришлось подчиниться.

Вас когда-нибудь мыла женщина? Заметьте – я не веду речь об эротическом мытье, о нет, а именно о мытье, когда сильные женские руки оттирают с вас грязь, аккуратно – о, любящие женщины все чувствуют! – обходя или нежно протирая места ссадин и ушибов? Это было… по меньшей мере божественно. И скажу я вам, как бы ни был я разбит, плоть моя в конце концов взбунтовалась самым решительным образом, и… Но сильные женские руки быстро пресекли все безобразия. Я попытался вновь восстать – и снова был посрамлен.

– Фатик, – нежно (но со стальными нотками) сказала добрая фея. – Сначала я обработаю твои раны. А пока я буду это делать, ты расскажешь мне