– Память, – коротко ответил кто-то, и от неожиданности Хиша подпрыгнул до верхушки пальм.

А Петрович сжал кулаки и что-то пробубнил себе под нос. Но тихо пробубнил, чтобы девочка не услышала плохие слова.

А потом путешественники обернулись и увидели Захариуса.

Несмотря на яркое солнце, колдун появился на пляже в привычном наряде: бордовый фрак, чёрный плащ, цилиндр, ботинки… И ему не было жарко. Напротив, показалось, что от Удомо веет холодом.

И тленом.

– Память, – повторил чёрный маг, убедившись, что его видят и слышат.

– Уходи! – рявкнул инженер, загораживая собой Ириску.

– Пошёл прочь! – добавил Страус, вставая рядом с другом.

Но Захариус лишь улыбнулся, медленно прошёл мимо, оказавшись совсем рядом с линией туманного Дворца, остановился, задумчиво разглядывая призрачную дымку, и спокойно продолжил:

– Так случается с волшебными местами, когда уходит память. Коралловый Дворец стоял твёрдо до тех пор, пока в нём щебетали Непревзойдённые, пока их дыхание согревало камни, а горящие глаза освещали остров негасимым светом. Непревзойдённые наполняли Дворец жизнью, но теперь от пышного Двора осталась только ты… – По тонким губам колдуна змеёй скользнула усмешка. – А ты мало что помнишь, девочка, и потому Дворец бесплотен и почти невидим. А когда вы с сестрой уйдёте, Дворец исчезнет навсегда.

– Никогда, – прошептала Ириска.

Но Захариус не услышал.

– Потому что вместе с вами исчезнет прошлое, исчезнет память, исчезнет само имя Непревзойдённых. Потому что Забвение разрушает всё на свете, девочка. Не меч, не магия и не огонь – забвение. И это страшное оружие я обратил против вас.

Удомо более не походил на циркового фокусника. И хотя он был в любимом тёмно-бордовом фраке и привычном плаще, то есть выглядел так же, как раньше, Ириска видела, что чёрный маг изменился. Из его глаз исчезла лёгкость, делавшая Захариуса чуточку мягче, и теперь они были непроницаемыми и равнодушными.

А на свете нет большего зла, чем равнодушие.

– Я хочу поговорить, – произнёс колдун. – Пусть твои приятели уйдут.

– Даже не надейся! – немедленно отозвался Хиша и судорожно вцепился в сумку.

– Он опасен, – добавил Петрович.

– Пожалуйста, отойдите к «Бандуре», – попросила девочка. – Удомо ничего мне не сделает.

– Ты уверена? – прищурился Страус.

– Я мог уничтожить остров в тот миг, когда вы на него ступили, – хмыкнул Захариус.

– Не мог, – отмахнулась фея. – Но это ничего не меняет: пожалуйста, дайте нам поговорить.

Она помолчала, подождала, когда инженер и Дикий отойдут к летающей машине, и жёстко спросила:

– Для чего ты хочешь изгнать из Прелести фей?

– Ваше время прошло, – не менее твёрдо отозвался колдун. – Теперь это мир людей.

– Скучный.

– Настоящий.

– С тобой во главе? Хочешь стать королём?

– Императором.

– И ради этого лишаешь нас Прелести? Ради этого отнимаешь у всех нас добро и волшебство?

– Разве это мало – быть императором? – поинтересовался Захариус. – Что плохого в моём скромном желании?

– Всё, что ты делаешь, – плохо, – уверенно ответила девочка. – Мы, феи, придумали Прелесть. Мы сплели её в своих мечтах и населили добрыми обитателями. Мы!

– Мир, который вы создали, вырос и больше в вас не нуждается, – возразил Захариус. – Мы хотим жить сами.

– Мы не мешаем людям.

– Достаточно того, что вы есть, – ощерился Удомо.

– Прелесть – это мир фей.

– Теперь – это просто мир.

– Ещё нет!

– Но будет.

– Хочешь отдать Прелесть Плесени?