– Да, входи.
Скрипнули петли, Гистасп скользнул внутрь. На мимолетное мгновение замер на пороге, оглядев Бансабиру. Потом обернулся, затворил дверь, прошел, по дозволяющему жесту расположился на стуле рядом с окном с запертыми ставнями.
– Я тут прознал кое-что, – взял альбинос с места.
Бансабира с интересом понаблюдала за альбиносом: вроде не похоже, что собрался читать нотации про ее встречи с Гором. Гистасп тем временем отозвался:
– Скажите, вы правда так печетесь о вероисповедании будущей раману?
Губы Бану изогнулись в усмешке.
– А ты разве нет? Если не забыл, меня прозвали не только Матерью лагерей, но и Дочерью Шиады, так что вполне логично, что для меня это важно. И потом, я правда думаю, что Алай имеет нездоровые мысли распространять это свое идиотское учение о Боге-Отце, Сыне и еще каком-то там духе.
– Святом, – уточнил Гистасп. – Святом духе.
– Святом, – вторя, фыркнула Бану. – Вот ты, Гистасп, можешь объяснить мне, что такое эта святость?
Гистасп озадачился и пока молчал: какой неожиданный поворот беседы. Бану поднялась, принялась мерить шагами комнату и в итоге остановилась у столика с водой и сезонными фруктами. Гистасп, сообразив, подскочил, чтобы помочь танше, но та осадила его небрежным жестом.
– У меня не вызывает вопроса слово «священный» или «сакральный». Они ясны. А вот «святой» – это какой?
Гистасп, на которого Бану уставилась со своего места глаза в глаза, сделал недоумевающее выражение лица и качнул головой: мол, без понятия. Потом отвел взор, почесал в затылке и предположил:
– Может, тот, который живет согласно их книге?
Рот Бану вновь изогнулся, теперь уголками вниз, будто ответ подчиненного показался ей неожиданным. Возле бронзового кувшина с водой стояло пять бокалов. Наполнив пару, Бансабира подошла к Гистаспу и вручила ему один. Тот поблагодарил.
– Библии? Любопытно, – признала танша, усаживаясь в свободное кресло.
Гистасп был вынужден развернуть стул, на котором сидел, лицом к госпоже. Все же жутко невежливо сидеть к тану Яввуз спиной во время беседы.
– То есть, если я напишу свод правил, которые нравятся мне, и кто-то будет жить согласно ему, он тоже будет… святым? – Бансабира выговорила слово, будто пробуя, примеряясь.
– Полагаю, свод, в который верят орсовцы, нравится не только царю Алаю.
– Да хоть всей стране – это все-таки не повод верить книге, где столько врут.
– Но, согласитесь, она не лишена смысла, – неожиданно оспорил Гистасп. Бану не усердствовала, скрыв удивление, что альбинос тоже успел ознакомиться где-то с Писанием:
– Согласна. Просто суди сам. Например, устав нашей военной академии – тоже книга, и тысячи солдат живут согласно ее содержанию. Чем неукоснительней выполняются предписания устава, тем лучше солдаты справляются со своим долгом. Так что же – они, я имею в виду солдаты, тоже святые? Почему не «исполнительные»? Или «послушные»? Почему святые?
Гистасп кивнул: хорошее соображение.
– Возможно, дело в том, что в Библии сказано не убивать, а солдатам велено обратное.
Бану рассмеялась:
– То есть ты хочешь сказать, ни один христианин ни разу никого не убил? – Она зашлась до слез. Гистасп тоже не удержался.
– А если они сами не придерживаются устава, то почему называют святыми себя и грешниками – других? – уточнил Гистасп, отсмеявшись.
– Вроде того, – кивнула Бану. – Полная, конечно, глупость. Все хорошие идеи этой книги принадлежат нашему учению.
– Про Праматерь и Змея я уже в курсе, – хохотнул Гистасп.
– Хотела бы я знать откуда.
– Ниим подслушал, – тут же отозвался командующий. – Запреты на злобные и нечестивые выходки вроде убийства и краж – тоже от нас.
– В том-то и дело. Человеческая совесть появилась задолго до Библии. Те, у кого она есть, и так не оголяют мечей без крайней необходимости, тех, у кого нет, не остановит никакой Бог.
– Остановит, если ему помогут люди в лице злобных карателей, – поспорил мужчина.
– Гистасп. – Бану поглядела на него поверх бокала, задерживая сосуд у губ.
– Да?
– Если ты всерьез разделяешь взгляды Алая о рыцарях веры – или как он там называет солдат, преследующих иноверцев, – выметайся, – беззлобно попросила женщина. Гистасп засмеялся.
– Так вы подпишете договор согласия? – спросил он, успокоившись.
Бансабира посмотрела на подчиненного как на редкого идиота: