«Тоже мне похвала», – подумал Раду, слушая голоса возвращающихся танов.
– Поэтому, думаю, в наших силах положить этому конец. В конце концов, мы с вами вряд ли выбирали себе этот путь. – Дайхатт остановился, развернувшись к Бану, и склонил голову. – Спасибо, что уделили время, тану Яввуз. Я пришлю в Пурпурный дом останки ахтаната Ванбира и его сыновей, чтобы вы могли подобающе их захоронить.
Мужчина протянул ей руку для пожатия и на этот раз ограничился именно им. Бансабира с достоинством кивнула.
– Я питаю симпатию к людям, которые умеют, приняв решение, не оглядываться на то, что было прежде, – равнодушно отозвалась Мать лагерей, сжав пальцы в ответ.
Еще раз высказав соболезнование, Дайхатт ободряюще улыбнулся и поднялся в седло. Его приближенные последовали примеру. Бану тоже времени не теряла: Лигдам подал ей кожаные перчатки.
– Да, госпожа, – позвал Дайхатт из седла. – У меня хорошие отношения с Каамалами.
Конечно, мысленно поморщилась Бану: кровная тетка Дайхатта приходилась бы ей свекровью, доживи до минувшего замужества Бансабиры.
– Тем не менее, – продолжал мужчина, – за следующий год я намерен укрепить их еще больше. Что касается моего положения в южных землях, оно широко известно. Благослови Иллана и Акаб!
Дайхатт тронул коня. Бансабира улыбнулась, поправив волосы, и еще несколько минут смотрела Черному защитнику вслед, бесконтрольно сжимая кулаки так, что, казалось, напряженные фаланги вот-вот прорежут белую кожу.
– И что он имел в виду? – подал голос Русса, подходя к сестре из-за спины. Он положил Бансабире руку на плечо, и та вздрогнула. Совсем незаметно – только Русса почувствовал это по сжавшимся, как моллюск на берегу Великого моря, мышцам.
– Что отец был прав.
Губы Бану вытянулись в линию – тонкую, почти прямую, как росчерк пера от твердой руки, – когда она вспомнила разговор со Свирепым в день рождения Маатхаса на берегу Бенры. Она не ошиблась, у нее и впрямь есть украшение, что привлекает мужчин сильнее, чем нектар пчел.
– Выступаем, – скомандовала тану, справившись с эмоциями и игнорируя некоторые вопросительные взгляды. Гистасп махнул рукой, чтобы дали сигнал. – Закрепите носилки отца, и побыстрее.
Женщина прошла вперед к Валу, что уже подвел ее лошадь, и с несколько чрезмерной даже для себя ловкостью вскочила в седло. Командиры вокруг засуетились, будто только сейчас осознали всю серьезность настроя молодой танши. Отан поспешно заозирался в поисках коня, а не найдя, начал голосить, выискивая оруженосца. Дан и Серт мгновенно дали знак трубить сигнал, чтобы построить подразделение. Охрана и подоспевшие каптенармусы занимались тем, что определяли тело Сабира в повозку. Русса наскоро переговаривался с каким-то воином из «меднотелых», имени которого Бану не знала и, честно сказать, пока не хотела знать. Только Гистасп уже сидел верхом, тайно поглядывая на таншу и не задавая вопросов. А чего спрашивать, думал командир, нет-нет да и подмечая недоверчивые, вопросительные, непонимающие взгляды соратников. И так ведь все ясно, и так бело как день, хотя тело Сабира Свирепого вряд ли успело полностью остыть.
Гобрий искренне, не скрываясь, таращился на Гистаспа, да и некоторые другие офицеры тоже подмечали: нельзя так откровенно глазеть на госпожу. Гистасп в ответ брал пример с тану Яввуз, нисколько не придавая значения происходящему.
– И что это было? – спросил Дайхатта один из самых ближайших сподвижников – правая рука и один из лучших лучников Черного танаара. – Что за намеки на прощанье?
Делегация парламентеров уже воссоединилась с войском и теперь двигалась к Гавани Теней трактом, которым прежде проходила Бану. Дайхатт и его друг шли впереди других, чуть поодаль держались полководцы и родня тана.
– Задел на будущее. – В лице Дайхатта больше не было никаких улыбчивых или дружелюбно-вежливых проявлений. Лишь сосредоточенность.
– Хм, – отозвался Атти, друг Дайхатта, вскинув брови. – Пояснишь?
– Что тут пояснять? Через год Бансабира Яввуз будет самой желанной невестой в стране: единоличная хозяйка крупнейшего танаара страны с впечатляющей армией и деньгами, плодовитая, как доказывает имеющийся у нее ребенок, молодая. Как только весть об ее вступлении в права защитницы разойдется, все таны накинутся на девчонку как беркуты. Правда, пока ее сдерживает двойной траур по мужу и отцу, и последний продлится еще год, но это не такой уж большой срок.
– И ко всему, как выяснилось сегодня, она вовсе не страшная и не кошмарная, как говорят. Высокая, – зачем-то прибавил в конце молодой мужчина.
Дайхатт согласился:
– И умная. А значит, прекрасно все понимает и не станет вступать в брак с тем, кто имеет проблемы в отношениях с ее союзниками. За этот год надо сделать сверх своих возможностей в этом направлении, раз уж удалось первым засвидетельствовать почтение Матери лагерей.
Собеседник покосился на Дайхатта:
– Уверен, что овчинка достойна выделки?
– Больше тридцати тысяч копий, бескрайние просторы, едва ли не лучшая военная академия, опытное командование, не говоря о том, что мой пасынок
