техноволокна. Сдвинутые кучно стулья оставляли основное пространство вокруг стола свободным.

Сейчас техноволокно было активным, над ним мерцал большой экран в форме рыбьего глаза, на котором отображалась темнокожая светлоглазая женщина, чьи рыжие волосы были прикрыты узорчатым шелковым платком. Напротив экрана в кресле с изогнутой спинкой восседала ее величество Елизавета Вторая. Секретари, несколько министров и лорд коннетабль плотной группой стояли у дальней стены, чтобы не попадать в угол обзора камер.

– И в довершение ко всему только что сказанному, моя дорогая сестра (по блоссомскому королевскому этикету любого правителя любого государства в личной беседе следовало величать «сестрой» или «братом», если собеседником был мужчина), я надеюсь, что в ближайший условный год ваши дипломаты наконец появятся в нашей столице. Также я была бы счастлива принять ваших иппологов. Джаргаморские специалисты по лошадям ценятся во всей галактике.

Королева Айшвария молча кивала, сжав губы в тонкую линию.

Елизавета обернулась к вошедшим и удовлетворенно улыбнулась, увидев костюм Белладонны:

– А теперь я оставлю вас наедине с дочерью, моя дорогая сестра. Нам очень понравилась ваша девочка. Не буду вам мешать.

Быстро поднявшись, Елизавета подтолкнула на свое место принцессу и присоединилась к группе вне зоны видимости, жестами предлагая Ярвуду тоже подойти к ним.

Герцог повиновался, обойдя стол. С его места изображения на экране видно не было, Ярвуд смотрел сквозь него, на полускрытое туманной дымкой лицо Белладонны.

Девушка подняла подбородок и медленно проговорила что-то на джаргаморском. Стимулируя чип-переводчик, один из секретарей дернул себя за мочку уха и шепотом сообщил Елизавете:

– Приветствую вас, моя достойная мать. Моя вина безмерна, а глубина моего раскаяния соперничает с глубокими водами Ганеша. Только смерть является достаточным наказанием за легкомыслие и самонадеянность вашей недостойной дочери.

– Перейди на имперский. – Айшвария говорила глубоким контральто, в ее речи слышался явный акцент. – Не заставляй достойных блоссомцев озадачиваться переводом, тем более что наши стандартные речевые обороты трудны для восприятия иномирян.

– Как вам будет угодно, матушка. – Принцесса поднялась с места, глубоко поклонилась, держа перед грудью сомкнутые ладони, затем села обратно. – Я ошиблась и готова принять из ваших рук любое наказание.

– За наказанием дело не станет. Тень твоя здорова?

Даже сквозь экран было заметно, что черты принцессы исказила гримаса, будто девушка сдерживает слезы:

– Тень моя здорова.

– Мы обсудили сложившуюся ситуацию с нашей дорогой сестрой и решили, что праздник становления в этом году ты пропустишь.

– Да, матушка.

– Своим недостойным поведением ты доказала нам, что, в сущности, все еще дитя. И тебе рано вступать во взрослую жизнь. Если Джаргамору будет угодно, ты получишь имя в следующем году.

– Мне дозволено будет вернуться, чтобы принять епитимью в Храме у Горы?

– Мы с нашей дорогой сестрой Елизаветой решили, что ты останешься на Блоссоме до того момента, когда ей будет угодно с тобой попрощаться. То есть до прибытия на планету джаргаморского посольства.

– Что мне здесь делать? – почти закричала девушка. – Целый год!

– Все, что тебе будет угодно: размышлять об ошибках, учиться быть настоящей леди, достойной своих родителей, думать, как эти ошибки исправить.

– Мом! – Девушка почти плакала.

– Я все сказала. Передай моей драгоценной сестре Елизавете заверения в глубочайшем почтении. Прощай.

И экран погас. Схлопнулся. Ярвуд увидел, что Белладонна действительно плачет.