целует меня в щеку.
– Готов?
– Да.
И мы уходим в раннюю ночь.
Дом, на крыше которого поселилась Элизабет, высотой всего в несколько этажей. С соседнего здания свисает пожарная лестница. Элизабет успела привязать к нижней ступеньке веревку; она дергает ее, и мы забираемся. Лезть далеко – этажей пятнадцать или больше. Мы карабкаемся мимо окон, кухонь и враждующих семей; подслушиваем любовников и ловим обрывки телешоу. Выше и выше. Я начинаю понимать, откуда у Элизабет такая поджарая фигура. На крыше она проводит меня через полосу препятствий, которая идет по восходящей и оттого становится все увлекательнее. Наконец мы на двадцатом этаже. Движения Элизабет меняются, теперь она осторожничает – значит, цель близко.
Эта крыша скользкая, с небольшим уклоном. На ботинках ниндзя для таких случаев есть резиновые ребра, но у моего благодетеля был маленький размер. Девичьи ножки. Надеюсь, он был мужчиной. Не хочу носить костюм мертвой девушки. Дальний конец крыши упирается в очередную стену, по- настоящему огромную – она поднимается на семьдесят этажей вверх. К счастью, тут есть лифт – некое подобие люльки для мойщиков окон. В кино на таких обычно дерутся. Но вы бы не стали, зуб даю. Вы бы вежливо сели и обсудили с врагом любимые рестораны расстилающегося под вами города, может обменялись бы именами. На крыше вы бы слезли и тогда уж начали драться, чувствуя твердую землю под ногами и зная, что погубит вас враг, а не сила притяжения, или пошли бы мириться и пить кофе в баре на сороковом этаже. Доски довольно крепкие, на них можно стоять или сидеть. Но, если по ним ходить, они прогибаются под ногами. И кое-где уже треснули. Один из болтов, которыми они крепятся к каркасу, отвалился, другой вот-вот расколется. У мойщиков окон железные нервы.
А вот и крыша «Джоргмунда», неоновый логотип содрогается на ледяном ветру. Чтобы защитить глаза, Элизабет надевает летные очки. У меня очков нет, поэтому я натягиваю капюшон и щурюсь. Не помогает. На крыше образовался маленький ураган – видимо, соседние небоскребы создают завихрения воздуха. Днем тут было бы страшно. Ночью же просто дезориентируешься. Можно запросто пойти прочь от одного края крыши и, борясь с ветром, свалиться с противоположного. Элизабет знает дорогу; если нарисовать ее на бумаге, получилась бы кривая или часть спирали. Нам кажется, что мы идем по прямой. Логотип Компании скрипит на ветру – представляю, какая колоссальная нагрузка приходится на болты. Интересно, часто их меняют или хотя бы проверяют? Тут Элизабет пристегивает ко мне пару крючков, связывает нас друг с другом, и мы прыгаем.
Похоже, у меня выработалась серьезная неприязнь к падениям. Даже в объятиях Элизабет Сомс, еще чувствуя на коже ее пот; даже слыша лязг лебедки; даже зная, что мы никогда не ударимся о землю и что все продумано загодя, я чувствую отвратительное сосание под ложечкой и свирепое хлестанье ветра. Воздух должен быть мягким и нежным – бодрящий ветерок, который будит тебя по утрам, мягко ерошит волосы и обдает тебя запахом лета. Он должен приносить чай. Он не должен вгрызаться, как злой пес, в твою одежду и царапать лицо когтями. Мы падаем. Как раз успею переговорить со своим вымышленным наставником.
Я малость занят, Ронни.
Оно и видно. Я б эту крошку и сам…
Никогда, никогда больше так не говори.
Я пытался. Он слишком сильный.
Как?
А это зачтется?
Сдается… сдается, мастер У поступил бы иначе.
Пока, Ронни.
Мы замедляемся и почти беззвучно касаемся очередной крыши. Элизабет довольна, что так точно все рассчитала. Гик-фу высшего разряда. Она с любопытством смотрит на меня.