самостоятельно, так, как привык.

— С трех сторон, — деловито отправив куда-то магического вестника, сообщила самая молодая ведьма. — У всех нас мужья — оборотни. Зато твой сын — ведьмак. Ну и последнее: по вашему закону он теперь дважды побратим моему мужу, сначала Рад спас Ира, потом наоборот.

— Добрый день! — Выпрыгнувшая из воздуха женщина смутила оборотня своим ярким и легким полумужским одеянием, смелым взглядом внимательных глаз и непривычно свободным обращением, словно была сродни ведьмам. — Зачем звала, дочка?

— Это отец Дирарда, — коротко пояснила Анэри, — и его нужно отправить в Элайн, к тальзийской королеве. Но они не виделись тридцать лет…

— Поняла, необходимо первое впечатление, — что-то решая, задумчиво прикусила губу гостья и приветливо кивнула оборотню: — Идем. Да не бойся, я Лэйта, мать Иридоса.

Сенарга словно ветром подхватило, и через миг он обнаружил, что стоит в просторной комнате перед большим, до пола, зеркалом.

— Сначала уйди в кокон, — велела магиня. — Я добавлю тебе силы и брошу заклинание молодости. Зантария женщина видная, и за ее здоровьем маг следит. Ты должен ей соответствовать.

— Зачем? — еще спорил Сенарг, но уже чувствовал, как свернутый кокон начинает греть сердце давно забытым ощущением полноты запаса, манящим окунуться в его бодрящее тепло.

— Красавец, — довольно щурилась Мильда, рассматривая крупного темно-серого волка со спускающимся на грудь пышным светлым воротником и черной гривой, переходящей в широкую спину заматеревшего зверя. — Сразу видно, настоящий вожак.

— Достаточно, — скомандовала Лэйта и подтолкнула сбросившего кокон вожака к зеркалу. — Анэри, что модно у оборотней в Тальзии?

— Нет там оборотней, у которых есть мода, — горестно вздохнула Мильда, и в ее голосе прозвучало столько сочувствия и душевной боли, что Сенарг мгновенно проглотил едва не сорвавшееся с языка язвительное словцо.

И злиться на ведьм за бесцеремонное вмешательство в собственную жизнь тоже как-то разом перестал, приняв сердцем искренность их желания помочь. Ему самому, его ершистому, но необыкновенному сыну и Занте, которая сейчас пьет какие-то зелья и с каждой минутой все меньше верит в его желание с ней увидеться. И одновременно с этой верой в ее сердце гаснут последние искры чудесного огня, вспыхнувшего когда-то между ними в обшарпанном захолустном трактире.

И едва Сенарг осознал, насколько хрупок и недолговечен ведущий к его счастью мосток, как вожака рабов охватило сжигающее душу нетерпение. Какая еще мода, какая одежда! Ему бы поскорее увидеть ее глаза, высказать откровенным взглядом всю тоску и нерастраченную нежность, которые он столько лет свято хранил для нее одной.

Берёг, несмотря ни на что.

— Значит, будет, — постановила Лэйта. — Одевается же как-то особенно его сын? Анэри, дай картинку. Отличный костюм, но раз он носит зеленый, отцу сделаем темно-синий… или все же шоколадный?

— Синий, — выдавил оборотень, глядя, как стремительно меняются куртки на видном мужчине, глядящем из чудесного зеркала.

Они были похожи как братья, но тот, за стеклом, был лет на двадцать моложе, и седина еще лишь слегка присолила его виски. А лицо не такое призрачно-белое, да и морщинок не видно, только по взгляду да твердой складке у губ можно понять, сколько ему пришлось пережить.

— Но очень темный, — посоветовала Анэри, наблюдая из стоящего неподалеку кресла. — Цвет ночного неба. Теперь немного строгой серебряной вышивки в цвет к поясу.

— Но у меня нет… — Договорить Сенаргу ведьмы не дали:

— Вожаку положен серебряный пояс. А кинжал в ножны пока сунем твой, Ир потом что-нибудь придумает. Все, отправляем. Кто-нибудь с ним пойдет?

— Лучше я, — подумав мгновение, решила Анэри, шагнула к зеркалу, прищурилась, и ее мальчишеский наряд стал строгим золотистым платьем с высоким воротничком и длинными, летящими рукавами.

— Удачи, — подмигнула ей магиня, и рядом вспыхнул светлый овал магического портала.

— К вам можно? — Шагнувшая из мгновенного портала немолодая темноволосая магиня была ведьмаку хорошо знакома, но он продолжал упорно молчать.

— Конечно, — кивнул Иридос.

Ведьмак отчетливо рассмотрел, с каким облегчением новый друг улыбнулся соплеменнице, и усмехнулся про себя. Значит, ждал ее, наверняка сам и