землю для людей».
«А зачем бороться?»
«Чтобы сохранить разум, Тома. Чтобы развивать его. Айэ были дикими полуразумными существами, не знавшими ни письменности, ни земледелия, ни строительства, ничего из того, что знают люди. Но самое удивительное, они сами же притащили на свою землю первых людей. Воевали с демонами, и в одной из битв захватили их иномирных пленников и сделали своими. А те оказались магами и отвоевали себе свободу, но вернуться на родину уже не могли. Для этого пришлось бы пройти через все демонические сферы. Так что все люди на Айэре по большому счету — пришельцы».
Это была самая странная беседа в моей не слишком длинной жизни.
Полет в безвременье.
Мысленная речь.
Ослепительная бесконечность, раскинувшаяся по правое крыло. И ошеломительный своей огромностью барьер с ало-черной хищной вязью, словно прошивающей его насквозь, — по левое. Это сколько же понадобилось мощи, чтобы его создать?
Время текло неуловимо или вовсе застыло. Оплетенная огненным «вьюнком» стена казалась бесконечной. А мы на ее фоне крохотными песчинками.
Но вдруг ворон издал радостный крик и устремился, по моим ощущениям, вниз, хотя понятия верх-низ тут были весьма условными. Мы скользили так быстро, что стена слилась в черно-багровое марево. И вдруг в нем сверкнула яркая искра.
В нашем мире ее назвали бы феей.
Стрекозиные крылышки. Огромные глаза цвета темной зелени. Слава Небесам, не фасеточные. Золотые локоны и тонкая талия. Хрупкая, как статуэтка, душа Тайры Вирт. Ничего общего с той внешностью, какой наградила меня айэни Зим.
Если генерал Шармель видел Тайру хотя бы вполовину такой, какой видела я сейчас, то понятна его страстная любовь к сироте. И понятно, почему настоящая Тайра предпочла маскироваться с помощью трав-трансформингов. Ей наверняка проходу не было от жаждущих сорвать такой прекрасный цветок, оборвать ей и лепестки, и крылышки.
Она раскачивалась, пригорюнившись, на вытащенной из стены веточке «вьюнка», а над ее златокудрой головой виднелось углубление свежезаросшего, но еще не до конца сомкнутого разлома высотой с девятиэтажку, отличавшегося от остальной стены более ярким и частым плетением «вьюнка».
При нашем появлении Тайра подняла голову, смахнула слезинку с розовой щеки.
— За мной, да?
— Ты не рада? — Из раскрытого клюва ворона раздался вместо карканья вполне человеческий голос.
— А чему радоваться, некромант? — всхлипнула прекрасная девичья душа. — Ты вытащишь меня отсюда даже против воли, поселишь в недозревшее растение, да еще и в подземелье. Я не смогу ни говорить, ни слушать, ни смотреть. Это хуже одиночной тюремной камеры. Разве не могу я остаться здесь хотя бы до тех пор, пока моя маргисса созреет?
— Не можешь. Твоих рук дело? — Ворон, подлетев к разлому, уцепился за край когтями и сложил крылья.
Я же бесстрашно повисла в воздухе, раскинув крылья. Удобно, словно в огромной молочной ванне лежишь.
Тайра взглянула на полузаросшую трещину, пожала плечами.
— Моих. И что? Я пыталась помочь сестре. Ведь все айэ — сестры и братья.
Вот дура. Если бы я тогда ударилась виском посильнее, никто бы не спас. А у нас одно тело на троих.
— На двоих, — стрельнула в меня глазками златокудрая фея, показывая, что мои мысли для нее — открытая книга.
Нечестно. Я ее мыслей не слышала, а ведь мы одно тело делим!
— Не получилось? — почти ласково спросил ворон.
— Я не ставила целью сломать твой блок, Ворон. Я же не сумасшедшая, чтобы выпускать такую силу, которая может разрушить сосуд наших душ. Мне нужно было выяснить, жива ли душа Тиррины и можно ли ее спасти.
— Выяснила? — Голос Дэйтара стал еще ласковее.
Тайра поежилась, с опаской покосившись на черную птицу.
— Да. Она… я… Она сбежала.
— Как — сбежала? — Ворон даже клювом клацнул.
— Ее тут нет, но она была. Я видела. Эта тварь вылезла, едва меня не убила и сбежала из нашего тела!
— То есть как сбежала? Куда? — изумилась я.
Изумрудные глаза сверкнули на меня.
— Туда, куда Тиррина и хотела, — в твой мир. В твое тело.
