Вспомнив о горничной, я задумалась. Сколько правды она мне говорила? Я привыкла ей верить, как и тем, на кого она показала, — садовнику Беру и поварихе Марите. И зла они мне не делали. Но сама Лисси…
Ведь я о жизни Тиррины знаю только с ее слов. Образ Тиррины рисовался в моей душе только по тем крохам, что мне о ней рассказывали Гинбисы (крайне мало, больше норовя унизить) и слуги, осмелившиеся со мной заговорить. Последних было мало, мощная фигура моего опекуна повергала в трепет и немногочисленных старых слуг, и новых.
И то, что я знала о Тирре со слов Лисси, противоречило тому, что я узнала сейчас.
«Вы всех любили, миледи. Ваше сердечко всегда было большим, добрым и открытым даже простым слугам. И вас мы все любили», — постоянно твердила мне моя горничная.
Если Тиррина была любимой ученицей матушки Зим, в ее сердце не могло быть любви, как нет ее в душе старой колдуньи.
Прозрение было крайне болезненным. Лисси, Лисси… Чье задание ты выполняла? Кто решил воспользоваться беспамятностью графской наследницы и вылепить ее характер? Не матушка Зим. Та знала, что моя личность чужая и вполне сложившаяся.
Почему Лисси согласилась подготовить мой побег? И куда бы он меня привел?
Что теперь гадать! Нужно просто помнить, что в этом мире друзей у меня нет.
Словно почувствовав, что мои мысли сосредоточены на ее персоне, в комнатку заглянула сама горничная.
— И тут старой ведьмы нет! — вздохнула Лисси и повернулась, чтобы уйти, но ее талию перехватила мощная рука.
— Вот и хорошо, что нет. Никто не побеспокоит. — И мужчина, втолкнув горничную в комнату, вошел сам и закрыл дверь на задвижку.
Я едва смогла сдержать вздох изумления, увидев опекуна. А тот, не теряя ни секунды, прижал Лисси к стене и впился поцелуем в губы девушки, одновременно задирая ей юбки.
— Только не здесь, — пискнула Лисси. — Умоляю вас, только не здесь! Это же ведьмино жилище!
— Я отлично знаю, чье это жилище, крошка, — сказал барон, жадно покрывая поцелуями слабо отбивавшуюся горничную. — Тебе бояться нечего, старуха нас поймет и простит. Ну же, не ломайся, я соскучился.
— Но в доме полно посторонних!
— Я
— За одну ночь соскучились? — фыркнула раскрасневшаяся Лисси. — Говорю же, не здесь! Я буду кричать!
— Кричи. Здесь никто не услышит. Заколдованная комната. И никто не станет ломиться. Тогда быстренько ротиком?
— Господин, не время, прошу вас.
— Ночью отработаешь вдвойне за этот отказ, негодница! — Опекун, слегка отстранившись, продолжал мять и тискать горничную, запустив одну лапу ей в декольте, а вторую под юбку. — Теперь мы можем не прятаться от гадкой девчонки, и работа у тебя будет только одна, в моей постели. Получилось не так, как мы планировали, но так даже лучше. Пропажа без вести завещанием не предусмотрена, а от демонов она уже не вырвется. Или окончательно свихнется к тому моменту, как Ворон ее найдет, и мое опекунство станет пожизненным. Где драгоценности, которые она тебе отдала?
— А разве я их не заработала? — Лисси призывно облизнула губы, как заправская шлюха, и сама прильнула к хозяину, потеревшись всем телом, словно кошка.
Тот предупреждающе мягко взял ее за горло. Да. Правильно. Мне тоже хотелось ее придушить.
— Не шали, девка, — процедил барон. — Я ценю тебя, но не на такую сумму. Ты и так без награды не останешься. Ну?
Тяжко вздохнув, предательница вытащила из складок платья не очень пухлый, с кулак, кошель, положила его в протянутую руку любовника. Тот сразу потянул за завязки, высыпал драгоценности на широкую ладонь.
— Это всё?
Лисси кивнула. И получила мощную оплеуху.
— Дрянь! Обмануть меня решила? Я каждое колечко, каждый камушек в шкатулке Тиррины знаю! Девчонка до пятнадцати лет в золоте купалась и жемчугом в горшок ходила. Тут и половины украшений нет! Где они?
Лисси вытерла ладонью сочившуюсяя кровь из разбитой губы.
— Я… я все отдам, до последнего камушка, господин!
— А где фамильные украшения ее матери? Я тебе приказывал вынюхать, куда она их спрятала! Перед бегством она должна была все забрать из тайника, раз уж мы за три года его не нашли. Где они?
Он снова замахнулся, горничная рухнула на колени и обхватила его ноги.
— Не бейте! Клянусь, не знаю! Она не говорила мне! Она не помнит, совсем не помнит!
— Эта дрянь сказала, что пошла наверх за фамильным кулоном матери!
— Отговорка это была! Солгала она, господин, ничего она не помнит, клянусь. Уж я бы знала, она верит мне больше, чем самой себе!
