Посреди камеры, белоснежной, обитой по стенам мягким войлоком, в инвалидной коляске сидел Джасси. Когда Феникс заработал, то организм снова отказал, и он вновь стал инвалидом. Передвигаться без посторонней помощи он не мог, справлять нужду тоже, и потому несколько раз в день к нему заходил охранник и санитар и помогали с гигиеной. Кормили пленников весьма неплохо, трехразовое питание также доставлялось исправно, с общей кухни, и сейчас на столике перед альбиносом стоял поднос. К еде он так и не притронулся. В дальнем углу, привинченная ножками к полу, так же, как и вся остальная мебель, стояла заправленная койка, на которую было демонстративно вывернуто содержимое утки. Из окошка пахнуло потом и фекалиями.

Джасси похудел, осунулся и, казалось, стал меньше, так его размазало ощущение вновь приобретенной физической ущербности. Черные круги под глазами, воспаленные веки, длинные немытые волосы и мятая больничная рубаха превращали его в какого-то безумца или мученика. Услышав, как отодвигается задвижка, альбинос взглянул на дверь и, узнав Прохорова, буквально затрясся от ненависти. Злоба, неприятие, негатив, вдруг возникший в воздухе, можно было чуть ли не почувствовать физически.

— Ты снова пришел, — произнес он, немного успокоившись. — Издеваться будешь?

— Нет. — Илья пожал плечами. — Узнать хочу, все ли у тебя хорошо, всего ли в достатке.

— А ты не видишь, не видишь? — Переходя на истеричный визг, Джасси схватил свои обездвиженные нижние конечности и, приподняв их, с силой опустил на подножку. Коляска протестующе скрипнула. — Вот что мне дала твоя гребанная свобода! Вот! Ты доволен?! С чего ты вообще решил, что кому-то из наших нужно твое спасение? Если бы ты не поперся на небоскреб, не ушли бы хозяева. Они лишили меня ног в наказание, за предательство. Я, я навел тебя на них.

Альбинос нес какую-то несусветную чушь. Если и раньше у него были проблемы с психикой, то теперь они усугубились. Илья смотрел на эту истерику и хмурился все больше и больше, а потом достал из кармана пневматический пистолет и нажал на спусковой крючок. Дротик впился Джасси в шею, тот замер на секунду и обмяк, глаза его остекленели, но до последнего момента, пока он не погрузился в крепкий сон, в них оставался отпечаток безумия и страха загнанного в угол зверя.

У нейрофона и правда оказалась уязвимость. После воздействия Феникса паразит не мог оправиться еще несколько часов, и эти недолгие мгновения люди находились в здравом уме и отлично понимали, что происходит. Прежде чем перевезти пленников в тюремный блок на базе, машина с трешерами немало поколесила по области. Как только нейрофон снова выходил на связь с чем-то, что управляло им и давало приказы его носителю, индивида можно было вычислить. Приходилось снова включать прибор, и только после его недолгого воздействия продолжать путь.

Модернизированным устройством подавления сигнала, а именно МУП-Ф, теперь были оснащены все автомобили меченосцев, и именно один из таких авто выехал через час с базы. За рулем сидел Прохоров, крепко сжимая в руках рулевое колесо, а на заднем сиденье мирно спал альбинос. Лицо его было расслабленно, на нем больше не отражалась злоба и безумие, погрузившись в медикаментозные грезы, он перестал быть тем фанатичным чудовищем, которым являлся до этого момента. Доза снотворного, предназначенного для того, чтобы скрыть местоположение базы от чужих глаз, была рассчитана на десять часов, и все это время Илья гнал автомобиль по шоссе, не позволяя себе остановок. Глушилка уже не работала, и с телом Джасси начали происходить волшебные метаморфозы. Ноги вдруг ожили, начали подергиваться. Устройство порабощения и подчинения с легкостью делало с организмом носителя то, что не смог сделать ни один врач на этой планете. Альбинос вновь становился физически здоровым.

Когда время вышло и действие наркотика готово было закончиться, майор устало протер глаза и, свернув на обочину, остановил автомобиль. Вокруг был лес, зеленый, пахнувший прелой листвой и свежестью, в этот утренний морозный час, когда лужи уже сковывал первый лед, дорога была пуста и безлюдна.

Покинув салон, Илья вытащил из багажника спальник и, расстелив его на мхе под огромной старой сосной, перенес туда все еще спящего Джасси. Затем Прохоров вновь вернулся к багажнику, покопался в нем и вытащил истрепанный комплект одежды, все, что ему удалось достать. Рубашка, истертые брюки, ветровка с рваным карманом да видавшие виды старенькие кроссовки. Подумав немного, Илья положил в карман рубашки тысячерублевую купюру. Развернувшись, он встретил взгляд бывшего пленника. Альбинос сидел на спальнике и не отводил взгляда от своего врага.

— Убивать будешь? — поинтересовался он почти с надеждой.

Прохоров размахнулся и, швырнув одежду в сторону альбиноса, пожал плечами.

— Я солдат, блондинчик, и не нападаю на безоружных. Я отпускаю тебя, Джасси. Беги в объятия своего рабства. Но есть у меня одно условие.

— Какое? — Осознание того, что он может двигать ногами, придало блондину сил, и тот, вскочив со спальника, поймал на лету одежду.

— Ты все равно умрешь, так хотя бы умри достойно.

— Ты меня отпускаешь, майор? — В голосе финна все еще имелась нотка недоверия. — Приобретаешь врага. Я найду и убью тебя, Прохоров, и не жди от меня такого показного благородства.

— Я облегчу тебе эту задачу. — Илья устало улыбнулся. — Когда ты будешь слушать эфир, ищи позывной «Феникс». Это и буду я, и как только ты будешь готов, приходи. Мы сойдемся в честном бою, и я стану для тебя палачом.

Илья стоял, прислонившись к крылу автомобиля и наблюдая, как спешно удаляется худая фигура его теперь злейшего врага. Вражды Илья не искал, однако понимал, что зверя держать в неволе нельзя, а Джасси был именно таким зверем. Альбинос бы покончил с собой или просто умер от чего-то еще, однако воля давала ему ту самую свободу, о которой Прохоров так пылко говорил на крыше. Это был его выбор, и если он согласен был быть рабом, то и