располагавшегося в конце коридора. Там, как всегда, была очередь. С десяток чинов помладше, несколько гражданских и даже пара журналистов скучали в вестибюле приемной генерал-полковника Симонюка.

Оглядев всю эту пеструю компанию, майор пожал плечами и уверенно двинулся вперед, обронив на ходу секретарше:

— Вызывал.

Из распахнутой двери пахнуло корабельным лаком, крепким табаком и снобизмом — ароматами, сопровождавшими власть и твердый характер. Не хватало только запаха пороха, но его в жизни Симонюка было более чем достаточно.

— Ну, чего топчешься? Заходи давай.

Прохоров поспешно шагнул в кабинет и застыл на пороге, пытаясь предугадать реакцию шефа. Как правило, в самом начале недели он был скуп на слова и весьма непредсказуем на действия.

— Товарищ генерал-полковник, майор Прохоров по вашему приказанию прибыл.

Обстановка кабинета, оставшаяся от старого режима, гнетущая и мрачная, генерала вполне устраивала. Длинный стол для заседаний, почерневшие от времени деревянные панели на стенах, слегка выцветшая ковровая дорожка и с десяток массивных стульев находились тут чуть ли не со времен царя Гороха, и даже герб бывшей, когда-то могучей и наводящей ужас на потенциального противника страны все еще висел на стене. Из новинок тут появился только портрет главнокомандующего над столом да простенькая кофеварка. Со всеми своими постами и регалиями Симонюк предпочитал делать кофе сам. Если генерал предложит тебе кофе, значит, все хорошо. Если нет, жди напрягов.

Прохоров помедлил, Симонюк кофе не предложил.

— Садись. Дело по летуну принес?

— Так точно, товарищ генерал, — Илья положил перед шефом тонкую папку с документами, и Симонюк, нехотя коснувшись ее, открыл на первой странице. Изучал он дело недолго, скорей для проформы, и затем, захлопнув, отодвинул на безопасное расстояние.

— Послушай, майор, — начал он вкрадчивую беседу кобры с домашним кроликом. — Тут такое дело…

Прохоров напрягся, не ожидая ничего хорошего, и опасения его тут же подтвердились.

— Из Москвы звонили, из главка, а им прямиком из МИД-a. Просят разобраться в кратчайшие сроки. Основная идея — суицид. Дело простое, я на тебя в нем очень надеюсь. Собери по максимуму все, что сможешь, финализируй и закрой дело по факту недостаточных доказательств преступного деяния.

— Товарищ генерал, а можно вопрос?

— Валяй.

— Если это суицид, то не наш профиль, если что другое… — Огонь в глазах генерала при этих словах вспыхнул так ярко, что, казалось, осветил самые дальние темные углы кабинета. — То тем более. Уголовка этим должна заниматься.

— Слушай, Прохоров, — Симонюк покачал тяжелой, лысоватой головой. — Кто-то наверху хочет, чтобы именно ты закрыл это дело. Оно для тебя знаковое. Облажаешься — уйдешь из конторы на заслуженный отдых, нет — получишь зарубку на приклад. Заодно от «Дворцовой» себя обелишь.

— Но это же не моя вина, товарищ генерал, — насупился Прохоров. — Действовали строго по инструкции, выставили посты, перекрыли подходы…

— …а на выходе двухсотый и убитые водой доказательства. Илья, голубчик, ты пойми меня правильно, многие наверху уверены, что именно ты провалил вроде бы пустяковую операцию и спровоцировал кибер-преступника на такой отчаянный шаг. И им решительно плевать на твои доводы. Думай, Илья, думай, а то вдруг погоны жмут. И сделай все это до выходных, Христом богом тебя прошу. У меня у внука день рождения, я на дачу поеду. Мне совершенно не нужны звонки из Москвы. Вон уже и подарок купил.

Открыв ящик стола, Симонюк достал аккуратно упакованный гаджет, чье название пестрело нынче на каждом углу.

— Нейрофон. Вот, значит, как. Суперустройство.

— А не опасно?

— Да что я, майор, по-твоему, совсем дурак или внуку своему враг? — Грубая тяжелая лапища генерала накрыла крохотную коробочку. — Я уже с начмедом пообщался. Рюхин меня заверил, что все в лучшем виде.