Аллилуев, высокий, широкоплечий, с белозубой улыбкой и коротко подстриженными поредевшими волосами, встретил Прохорова на крыльце своего офиса. Его контора снимала часть жилого дома, и, как это часто случается, сделала себе выход со ступеньками прямо на торце здания. Тут же стояла пепельница, прямо под изогнутым пластиковым козырьком, где зачастую прятались от дождя нерасторопные прохожие и собачники.

При виде громыхающей «Волги», Сергей удивленно покачал головой.

— Ну что там? Не томи.

Илья выбрался из салона, обошел автомобиль и жестом фокусника отомкнул ключом замок багажника, представив на всеобщее обозрение гору вещдоков. Расторопный Зельдин, помимо документов, найденных на даче Краша, умудрился сложить туда ноутбук, принтер, зарядки от мобильных телефонов и даже старенький японский калькулятор с истертыми кнопками, бывший на пике моды в конце девяностых.

— Вот. Тут есть доказательства того, что нас уже захватили.

— Кто?

— Да пес его знает. Слышал о нейрофоне?

— Шутишь, — Аллилуев криво усмехнулся. — В зубах уже завязла эта реклама. Дочка канючит, мол, купи, папа, да купи. В классе уже у всех есть.

— Надеюсь, отказал?

— Временно. Посулил, что возьму, если без троек год окончит.

— И правильно, Серега. Сейчас мы переберем эти документы, покопаемся в ноуте, и у тебя волосы на голове зашевелятся.

Будучи по первой специальности радистом, Аллилуев после выгрузки вещественных доказательств в конференц-зал, вплотную засел за чертежи. Изучал он их долго, порой сверяясь с чем-то в интернете, делал записи карандашом в блокноте, потом зачеркивал их и делал новые. Документов через его руки прошло столько, что аналитическое подразделение специального отдела могло только позавидовать. Тихо работал лазерный принтер, усердно грея печкой порошок и выдавая лист за листом.

Прохоров тоже сложа руки не сидел. Занявшись ноутбуком покойника, он запустил программу по восстановлению файлов, и вскоре в руках майора была полная переписка Краша с Гордоном. Странно было, что программист не позаботился о полном удалении. Вероятно, он не считал данные важными и потому делал все спустя рукава.

Первый раз американец вышел на Краша три года назад, по какому-то вроде бы пустяковому делу о краже аккаунта. Крашу нужно было вернуть виртуальную собственность, что он с успехом и сделал, получив за это одну тысячу долларов. Инженер поигрывал в какие-то стратегии и стал жертвой мошенников, которые смогли увести его пароли.

Спустя полгода Гордон начал свой крестовый поход против нейрофона. На его стороне было порядка десяти анонимов, не желающих засвечивать свои реальные данные в сети, и все они работали на результат. Уже через месяц принципиальная схема нейрофона была разобрана по косточкам и сверена с чертежами в сети. Через два месяца было установлено вредное, порой одурманивающее воздействие гаджета на неокрепшие умы, а после был расшифрован мигрирующий код передачи данных. Загрузка интерфейса в гаджет была делом двух минут, однако расшифровать информацию, которую принимало устройство, было крайне сложно. Выданные производителями коды показывали вполне легальную картину, однако миграционный способ шифрования выявил дополнительный двусторонний поток данных с сервером, местоположение которого найти не получилось. Сначала устройство в ухе подключалось к любому доступному передатчику, по любому из воздушных каналов, после чего сигнал просто растворялся. Из воздуха же шел и прием, и данные, поступавшие оттуда, больше походили на команды, чем на фантомный шум.

Было совершенно ясно, что нейрофон получает команды извне.

Отдельным пунктом выделялось привыкание к гаджету, и тут начиналась вовсе мистика. Среднестатистический лоботряс осваивал устройство в период от двух недель до месяца, после чего извлечь его из пациента представлялось возможным исключительно хирургическим путем. Устройство имело определенную степень воздействия, агрессивную, и, похоже, биологического свойства. В какой-то момент оно начинало проникать в бедолагу,