– Давай покурим, – сказала она, – до поверки еще полчаса, не хочу в этом курятнике сидеть.

Они закурили. Майя смотрела на него снизу вверх оценивающим взглядом, чему-то улыбаясь, потом вдруг тихо спросила:

– У тебя шелк есть? Ты ведь немцев сбивал, у нас падали. Неужели не осталось ничего?

– Так это когда было? – улыбнулся он. – Вспомнила! У нас только один упал, тот, что сейчас на аэродроме валяется. Но до него поздно добрались, там пехотинцы и местные выгребли все. Говорят, летчика в одном исподнем оставили. Наши пытались разыскать что-то, но без толку.

– Плохо, – погрустнела Майя, потом вдруг стрельнула на него глазами, спросила: – А что у тебя с Танькой было? Рассказал бы. А то бабы плетут языками такое, что на голову не натянешь. Ах, – подражая кому-то, жеманничая, сказала она, – такая красивая история, словно в старинном романе. Он как рыцарь, весь в ранах, а она уже с другим…. – Майя захихикала. – Сказать, кто твои поклонницы? Уже есть пара дурех, что на тебя спокойно глядеть не могут…

– Не надо.

– И правильно, – она снова засмеялась, – а то ведь я совру – недорого возьму.

Она отвернулась, вглядываясь в темень переулка. Улица стихла, лишь неподалеку в тени сарая раздавался приглушенный шепот и слышалось боязливое хихиканье, да вдалеке все еще доносился смех и веселые голоса.

– Чудной ты какой-то, – сказала она, – или действительно до сих пор эту рыжую любишь?

– При чем здесь Таня? – Он чуть приобнял ее сзади, потрогал обтянутый шинелью толстый зад. – Я к ней уже никак не отношусь.

– Ты что, решил доставить мне тридцать три удовольствия прямо сейчас? – тихо засмеялась она. – Ну валяй, – Майя подобрала полы шинели, – разрешаю пощупать!

Виктора такое отношение слегка ошарашило, но отказываться от дармовщины он не стал. Городишко затихал, лишь все еще шумели у бараков, да притаившиеся в темноте у сарая соседи вовсю развлекались поцелуями. Попа у Майи, на его взгляд, оказалась чересчур большой. Но эта толстая и мягкая задница манила своей близостью и доступностью, сразу задвинув Саратов куда-то очень далеко.

– Ты не ерзай, – Майя развеселилась, – не ерзай. Ладно, побаловался и хватит. Хватит, а то сейчас закричу! Вот так. – Она выскользнула и принялась застегивать одежду. Глаза ее были полны ехидства. – Понравилось? – Майя хитро улыбнулась. – Хочешь? – Улыбка и ехидство медленно сползли с ее лица. Она стала строгой и серьезной.

– Хочу, – хрипло ответил он.

– Шелк нужен, – обольстительно улыбнулась она. – Найдешь шелк, – шепнула Майя, – мне приноси. Я отблагодарю.

– А если не за шелк?

– Не терпится? – Она снова улыбнулась и медленно покачала головой. – Дурных нет. Я свое сказала.

Виктор подумал, что реклама в Советском Союзе все-таки была и что неплохо бы обзавестись куском трофейного парашюта. Так, на всякий случай. Из темноты сарая донеслось рассерженное шипение и злое невнятное бормотание. Майя прислушалась, довольно усмехнулась:

– Это Любка своего учит, – сказала она. – Ладно, хорошего понемножку. Пойдем, что ли, – она взяла его под локоть, – проведи девушку до дома. А то тут темно и хулиганы…

Весна катилась с юга. Ее стойкий пьянящий аромат, настоянный на оживающих степных травах, заполнил небо, проник в кабину. Виктор принюхался и криво улыбнулся. Весна всколыхнула душу, наполнила ее тоской. Хотелось гулять вечерами, сжимая в руке узкую девичью ладонь. Хотелось любви, хотелось секса. В принципе он мог получить и то и другое, выклянченный у Палыча кусок парашютного шелка давно лежал в загашнике, а на танцах его несколько раз приглашала художница Лена Шульга. Но связываться с Майей он немного опасался, не зная, что она может выкинуть после. Лена же хоть и таращилась на Виктора влюбленными глазами, но была совершенно не в его вкусе. Хотелось в Саратов, к Нине…

– «Мессеры», «мессеры», – истошный вопль совпал с мелькнувшей зеленой искрой ракеты.

– Палыч, от винта! – крикнул Виктор и плюхнулся на сиденье. В голове было удивительно пусто, а руки сами делали сотни раз повторенные и заученные движения, запуская самолет. Под колесами запрыгало неровное поле аэродрома, и в этот момент он увидел их – появившуюся из-за облаков россыпь точек. Виктор криво улыбнулся – несколько «мессеров», это было слишком мало для полка. Он пошел в набор высоты, увидев, как пристраиваются остальные самолеты его звена, бывшего сегодня в готовности номер один. Сверху было хорошо видно, как бегут к стоянкам летчики и кое-где уже начинают запускаться самолетные моторы.

За первой шестеркой врагов выскользнула еще одна, потом еще. Немецкие самолеты представляли собой громадный рой. Виктор смотрел, как накатывают, увеличиваясь в размерах, вражеские истребители, и ему стало страшно. Против такого количество врагов драться еще не приходилось.

– Двадцать четвертый, двадцать четвертый, – раздался в наушниках голос Шубина, – задержи их, задержи. Три минуты дай. Давай, Витька!

Он повел свое звено в лоб ближайшей шестерки немцев. Видя, как те рассыпают строй, уклоняясь от атаки, закричал:

– Проскакиваем, проскакиваем! Заходим на вторую шестерку!

Первая группа немцев уже заложила боевой разворот, заходя сзади, но это было уже неважно. Спереди были такие же хищные акульи силуэты вражеских истребителей. Они тоже немного отворачивали, избегая лобовой. Из облаков вынырнула еще одна группа самолетов: