– Что было в записке?
– Бретон дежурил в ту ночь, когда убили Николу Хорняк. Какой-то мужик заплатил ему, чтобы он покинул свой пост в десять часов: сказал, что хочет незаметно провести приятеля. Если верить Бретону, такое постоянно происходило в «Скайлайте».
– Он того мужика знал?
– Сначала – нет.
– То есть потом выяснил, кто он?
– Сейчас к этому перейду. Есть еще кое-что. Мужик также попросил зайти в его номер между двумя и тремя часами и выпустить его приятеля. Сказал, что тот будет в маске и прикован наручниками к кровати. Предупредил Бретона, что маску нельзя снимать.
– Это был номер Ник? – предположил я.
– Нет, номер восемьсот четырнадцать, это рядом.
– Номер
Джерри изумился:
– Ты уже знаешь?
– Я тоже кое-что нарыл.
– Бретон выяснил это только тогда, когда фото Хорняков появилось в газетах. Он прямо обосрался.
– Почему он не сказал Франку сразу же, как узнал об убийстве в восемьсот двенадцатом?
– Он плохо соображал в тот момент. Видишь ли, он выпустил парня среди ночи, как и обещал. Тот был прикован к кровати, в маске и голый, как Бретон и ожидал, но плюс к этому он бесновался. Он желал знать, где прячется сволочь, которая приковала его, грозил снести голову ему и Бретону. Бретон велел ему заткнуться, пригрозив сорвать маску. Это сработало. Парень оделся и ушел.
– Фурст не видел его лица?
– Нет. Он понятия не имел, кто это.
Но я знал. Любовник Ника в ту ночь. Чарли Крол. Я еще не пытался разыскать Крола – как-то выпало из головы – и теперь клял себя за это упущение.
– Бретон ничего не слышал из восемьсот двенадцатого, – продолжал Джерри, – но только дурак не подумает, что эти два события связаны. Мужик, который подкупил Бретона, наверняка убил девушку. Бретон хотел пойти к Франку, но тогда пришлось бы сознаться во взятке. К тому же он развязал и выпустил человека, который мог бы опознать убийцу. Это могло стоить ему работы или обернулось бы чем-то похуже. Вот он и молчал.
– Могу это понять, – проговорил я. – Что произошло потом?
– Долгое время ничего не происходило. Когда увидел в газете фото Николаса Хорняка, Бретон понял, что его подкупил брат убитой девушки. Вот тогда он едва не повинился, ведь это доказывало, что события, происходившие в двух соседних номерах, связаны. Но он молчал так долго, что поневоле решил, что и впредь следует держать язык за зубами…
Помолчав, Джерри снова заговорил:
– Примерно через две недели кто-то позвонил Бретону. Звонивший знал все: и то, как Николас Хорняк его подкупил, и то, что он был в номере рядом с комнатой, где убили девушку, и никому об этом не сообщил. Он сказал, что ему нужно одолжение, и назначил встречу. Бретон не хотел идти, но выбора у него не было. Они встретились в кино. Там было темно, и шантажист старался не показывать свое лицо, но Бретон узнал его и назвал его в своей записке.
– Кто это? – резко спросил я, уверенный, что наверняка услышу имя таинственного Чарли Крола.
– Через минуту. Я почти закончил. Шантажист сказал, что он ищет тело человека, которого звали Аллегро Джинкс. Он думал, что труп находится в Холодильнике. Он хотел, чтобы Бретон туда пошел и отыскал его. Если он это сделает, все его тайны тайнами и останутся. Когда Бретон вернулся домой, он написал свою исповедь и передал ее мне. В конце он написал, что идет в Холодильник. Он не знал, что там случится, но хотел быть уверенным, что тип, который его во все это втянул, не останется безнаказанным.
– Имя, – прорычал я. Я боялся, что кто-нибудь ворвется в забегаловку и всадит пулю в голову Джерри прежде, чем он это имя произнесет. – Кто это был, черт возьми?
Джерри криво улыбнулся и, оглядевшись по сторонам, сказал:
– Имя Говард Кетт тебе что-нибудь говорит?
19
До курорта на озере надо было ехать три часа поездом. Мне удалось сесть у окна, и всю поездку я вспоминал и размышлял.
Я заставил Джерри пару раз повторить свой рассказ – на случай, если он что-то пропустил. Я назвал ему имена Чарли Крола, Руди Зиглера и Присциллы Пардью, но он никого из них не знал.
К концу нашего разговора Джерри почувствовал себя лучше. Он очень боялся со мной встречаться, с ужасом ждал, что его убьют при встрече со мной,