– А когда жил этот парень?

– В первой половине двенадцатого века, на территории современного Перу.

– Тогда подскажите мне, пожалуйста, с какой стати мы сейчас строим памятник ему именно здесь?

– Наш город имеет мощные инкские корни. Разве вы не знали? – По моему лицу Зиглер понял, что я слышу об этом впервые. – Несколько веков назад здесь находилась деревня инков. Небольшое зимнее поселение. В шестнадцатом веке, как раз перед испанским вторжением, здесь появились инки и остались надолго.

– Как они попали сюда? – с неподдельным любопытством спросил я.

Зиглер пожал плечами:

– Никто не знает. Археологи бьются над этой загадкой десятки лет. Когда были найдены первые инкские свидетельства, многие решили, что это чья-то шутка, что старые инкские артефакты зарыли какие-то мистификаторы. Но в дальнейшем выяснилось, что инки действительно жили здесь. Более того, они построили город, который стал прообразом того, что мы видим сегодня вокруг.

– Это значит, что мы все потомки инков?

– Наша генеалогия невероятно запутана, – сказал Зиглер, опуская на нос огромные защитные очки, поскольку на нас надвигалось облако пыли. – На протяжении нескольких веков здесь оседали представители самых разных рас. Но те, чьи корни тянутся, как минимум, на два поколения вглубь, безусловно связаны, хоть и весьма отдаленно, с инками.

– И один из них решил наконец почтить память своих предков, – улыбнулся я. – Случайно не вы?

Зиглер тоже улыбнулся:

– Если бы!.. Вообще-то, я совсем не уверен, что этот благодетель – потомок инков. Но верно, мне это приятно видеть. Для человека, который жизнь провел, изучая все, что связано с инками, это необыкновенно вдохновляющее событие. Ведь здесь не только возведут статую, но и построят музей. Привезут сюда украшения, сделают копии, будут организовывать вечеринки в стиле инков.

– Вашему делу это точно не повредит, – заметил я.

– Верно, и не думайте, что я не собираюсь этим воспользоваться, но сейчас я здесь по другому поводу. Финансовый аспект бледнеет в сравнении с потрясающим эстетическим величием проекта.

Зиглер с обожанием уставился на каменные ноги. Я не хотел ему мешать, поэтому принялся рассматривать их с ним вместе, наблюдая, как по рукавам подается бетон для их утолщения, чтобы, как я подумал, они смогли выдержать массивное туловище.

– Манко Капак… – проговорил я. – Откуда дизайнерам знать, как он выглядел? Ведь двенадцатый век… довольно давно это было.

– Правильно, – согласился Зиглер. – Но даже у древних пещерных жителей были свои художники. Я не знаю, какими источниками пользовались дизайнеры, работая над проектом статуи, но существует несколько изображений Манко Капака, которыми можно было воспользоваться. Скорее всего, статуя и не будет точной копией какого-либо изображения, ведь в таких случаях важнее символизм.

Символизм. Символы…

– Помните, вы мне говорили, что инки практиковали человеческие жертвоприношения? – спросил я.

Зиглер кивнул:

– В истории почти каждого государства существовали человеческие жертвоприношения. Инки не были исключением, хотя они в этом вопросе оказались более утонченными, чем большинство цивилизаций.

– Как можно быть утонченным при человеческом жертвоприношении? – засмеялся я.

Лицо Зиглера приняло мечтательное выражение.

– Они выбирали наиболее желанных из девственников – девушек или юношей, – одевали в роскошные одежды, украшали цветами, кормили экзотическими фруктами и водили всюду, как знаменитостей. Затем им незаметно давали наркотики, которые затуманивали им мозг, поднимали высоко в горы и оставляли там замерзать. Без особой боли, просто тихий уход и воссоединение с богами. – Он довольно вздохнул. – Наверное, это было очень красиво.

Решив обойтись без комментариев, я поинтересовался:

– Инки только таким способом умерщляли свои жертвы? Они никогда не нарушали обряд, не пользовались, к примеру, ножами?

Зиглер поднял одну бровь:

– Инки приносили в жертву людей только по особым случаям. Уверен, существовала масса других, кровавых жертвоприношений. Но без ножей – инки не плавили железную руду.

– Они должны были использовать какие-то режущие инструменты, – заметил я.

– Разумеется. Острые обломки камней, заостренные кости.

– Это тоже своеобразные ножи.