Она отмахивалась и бежала дальше.
В конце причала туман сгустился и превратился в молоко. Она слезла с бетона на камни и стала осматриваться в том месте, где установили камеру Тамара и Гиди. Изменить того, что случилось, она не могла, но ей нужно было все увидеть своими глазами. Хотя бы попрощаться, прежде чем отправиться искать его. Особенно с Тамарой. С ней она нарушила золотое правило – завязала близкие отношения. Как нарушила правило с Ривкой. Как с матерью. И всегда, когда нарушалось правило, это заканчивалось трагедией.
– Не моя вина, – задыхалась Рейчел, – не моя. Не моя.
Но даже после всех прошедших лет в глубине души оставался уголок, где теплилось сомнение: может быть, вина все-таки ее? Может, она могла сделать больше и выстоять? Может, Рейчел всего лишь шлюха?
«Простите. Простите».
Она еще немного поискала. И вдруг впереди, чуть правее, в стороне от реки заработал мотор. Явно грузовика. Туман прорезали фары. Она сделала несколько шагов в ту сторону и почувствовала под ногами что-то вроде усыпанной гравием дороги. Все казалось нереальным. Туман разорвался, и Рейчел увидела в пяти метрах перед собой задний борт пикапа. По бокам сидели двое мужчин, одетые так же, как те, которые догнали ее на пристани, – в джинсы, замшевые сапоги и бронежилеты. А у их ног на полу фургона, словно охотничий трофей, лежали три тела. Два мужских и женское. Глаза открыты. Много крови. Рейчел услышала крик и не сразу поняла, что кричала она сама. Она рванулась вперед, но фургон тронулся с места. Один из охранников махнул рукой в сторону судна, видимо, давая ей понять: «Он там». А затем туман опять сгустился и поглотил грузовик.
Рейчел осталась одна. Она всегда была одна. Одна в тумане. В потемках собственного стыда.
Словно на автопилоте, она повернула назад: на камни, на причал, к судну – все еще с «глоком» в руке. Все происходило, словно в замедленной съемке, будто она была героиней фильма, который пустили со скоростью вдвое меньше положенной. Она добралась до сходней, поднялась на палубу и прошла по трапу в середине судна – справа и слева чернели похожие на лужи открытые трюмные люки.
С каждым шагом его присутствие ощущалось все сильнее. Темное притяжение неуклонно влекло в свою орбиту.
И вдруг он оказался перед ней – шаркал ногами за ходунком рядом с большим грузовым контейнером. Тяжело ступающая в тумане расплывчатая, тучная тень. Точно такой, каким она его помнила.
Он, должно быть, тоже почувствовал ее, потому что остановился и обернулся. Их глаза встретились. Серое, медвежье лицо скривилось в улыбке. И тут катушка с фильмом завертелась с нормальной скоростью, и все происходящее больше не казалось сном. Внезапно стало вполне реальным и разворачивалось здесь и сейчас. У нее ёкнуло сердце и похолодело в животе. Опять возникла боль в промежности.
– Привет, папа. Давно не виделись.
Для Бен-Роя и Халифы ее слова прозвучали приветствием любящей дочери, ознаменовавшим возвращение блудного дитя в лоно семьи.
Заключенные в темноте контейнера и отделенные от остального мира металлической стенкой, они не видели выражения ее лица.
Выражения ничем не прикрытого, подлинного отвращения. Отвращения, граничившего с безумием, словно она столкнулась с чем-то настолько мерзостным и откровенно гнусным, что вот сейчас рухнет на колени и ее будет неудержимо рвать.
На мгновение она застыла на месте, слушая, как над палубой разносятся удары кулаков из контейнера и крики: «Обманщица!» Затем, положив палец на спусковой крючок «глока», сделала пару шагов вперед и вышла в круг света. Баррен бросил ходунок и, махнув рукой охранникам, чтобы те ушли с палубы и оставили их вдвоем, двинулся навстречу. И вот они лицом к лицу. Отец и дочь. После стольких лет.
– Привет, моя дорогая Рейчел. – Баррен моргает слезящимися глазами, губы складываются в восторженную улыбку. – В самом деле давно. Я по тебе скучал. Так сильно, что не могу выразить.
Он протягивает к ней трясущуюся руку, но она не двигается с места. Прошло столько лет, но ужас в ней тот же, что прежде.
– Прекрасно выглядишь, – сипит он и с ног до головы окидывает ее восхищенным взглядом. – Совсем взрослая, красивая женщина. Узнаю в тебе мать. В тебе очень много от нее. Я тобой горжусь.
Он хочет сделать к ней шаг, но Рейчел поднимает пистолет.
– Стой.
Баррен замирает. Его грудь вздымается, он силится набрать воздух в больные легкие. На долю секунды выражение его лица меняется, оно становится суровым, но тут же смягчается.
– Мне жаль твоих друзей. – Теперь его улыбка выражает сочувствие. – Искренне жаль. Понимаю, как тебя это огорчает. Но это нужно было сделать. Видишь ли, время пришло. Тебе пора вернуться домой. Твой папочка нуждается в тебе. Ты необходима твоей семье.
Рейчел смотрела на него, и ее лицо было белым, как туман. Она ощущала запах его средства после бритья – терпкий, маслянистый, слегка отдающий металлом. Запах, который навеял столько других воспоминаний: звуков – шагов по ковру, ощущений – тяжести, напора, проникновения. Ужасов из ее кошмаров. Того, от чего она бежала всю жизнь.
