– Пора бы вам наконец повзрослеть, детектив. Иначе допрос на этом и закончится.
«Чтоб тебя», – подумал Бен-Рой.
– А это кто? – Женщина кивнула в сторону Зиски.
Бен-Рой представил ей своего помощника.
– В запросе говорилось об одном участнике беседы, – заметила она.
– Он будет только присутствовать. Хочу ввести его в курс дела. Поучить, насколько важно проявлять вежливость и уважение.
Адвокат улыбнулась, хотя и несколько язвительно.
– Хорошо, я согласна. – Она занесла данные Зиски в свой блокнот. – Разговор будет записываться. – На столе появился диктофон. – Запись послужит официальной уликой, если вы вздумаете выйти за рамки условленного. Я также буду внимательно следить за временем. Насколько понимаю, мы договорились о шестидесяти минутах.
– Вы правильно понимаете.
– Этого и будем придерживаться.
Покончив со вступительной частью, женщина откинулась на спинку стула и сложила руки. Откуда-то из-за двери доносились отдаленные звуки музыки. Бен-Рою стоило большого труда подавить желание спросить, не желает ли она потанцевать. Прошла еще пара минут, в коридоре послышались шаги, в замке повернулся ключ. Дверь снова отворилась, и на пороге появился человек. Адвокат встала, полицейские остались сидеть.
Сутенерами и торговцами живым товаром бывают выходцы из разных народов, люди разных обликов и комплекций, но если существует какой-то стереотип, Геннадий Кременко ему полностью соответствовал. Крупный, грузный мужчина с лысеющей головой, двойным подбородком и красноватыми глазами под тяжелыми веками. В его облике соединялись веселое добродушие и угрюмая угроза. Он носил массивные золотые украшения: цепь на шее, браслет, кольцо с печаткой и, к досаде Бен-Роя, болевшего за «Маккаби» из Хайфы, футболку с зелено-белой символикой клуба. На руке виднелась татуировка: девушка с раздвинутыми ногами. Ее голова, конечности и тело были выполнены зеленой краской, влагалище же выделено красной.
– Очень приятно, – усмехнулся он. – Его иврит был сильно сдобрен восточноевропейским акцентом. – Всегда рад приветствовать наших храбрых ребят из полиции. Особенно таких красавчиков.
Он улыбнулся Зиски, который, надо отдать ему должное, никак не отреагировал.
– Обнял бы вас обоих, но увы… – Кременко поднял руки, демонстрируя наручники на запястьях.
– Полагаю, наручники здесь не обязательны, – вставила адвокат.
Надзиратель посмотрел на Бен-Роя. Тот кивнул. Наручники сняли.
– Не могу их винить, – рассмеялся Кременко, потирая запястья и разминая руки. – Стоит на меня взглянуть, и сразу понятно: я опытный убийца. Пару лет назад одним пуком уничтожил целый танковый полк. – Он изобразил губами неприличный звук и расхохотался.
– Полагаю, нам лучше начать, – сухо заметила адвокат.
Надзиратель, показав им кнопку на стене, которую следовало нажать, если им что-нибудь понадобится, ушел и запер за собой дверь. Кременко, обойдя стол, занял место рядом со своим адвокатом.
– Может, нажать, чтобы принесли шампанское? – Он кивнул на кнопку и снова рассмеялся.
Адвокат, не обращая внимания на его шутку, сверилась с часами, включила диктофон и поставила на столе так, чтобы он находился между ее клиентом и Бен-Роем. Назвала в микрофон место, дату и время беседы и фамилии присутствующих в комнате. Затем откинулась на стуле и дала знак, что можно начинать разговор.
– Для официального оглашения, – начал Кременко, – хочу заметить, что у младшего из детективов очень красивая кожа.
Зиски улыбнулся и, нисколько не смутившись, положил ногу на ногу. Бен-Рой открыл принесенную с собой папку и начал работу.
– Господин Кременко, недавно…
– Для вас Геннадий. Мы здесь все друзья.
– Недавно к вам приходила журналистка Ривка Клейнберг.
– Неужели?
– Да.
– Что ж, вам виднее. В последнее время моя память стала очень короткой. Наверное, влияние тюремного воздуха. Иссушает мозг.
Бен-Рой напрягся. Допрос предстоял не из легких.
– Попытаюсь освежить вашу память, Геннадий. Тридцатого мая госпожа Клейнберг связалась с Управлением тюрьмами Израиля «Шабас» и высказала просьбу о встрече с вами. Ее просьбу передали вам, и вы ответили согласием.
– Без моего ведома, – вставила адвокат.
– Цель визита была обозначена как «личная». Госпожа Клейнберг явилась в тюрьму шестого июня после полудня в тринадцать тридцать и в течение тридцати пяти минут вы находились с ней наедине в этой комнате.