секунды, а потом рухнул навзничь, закричал, колотя руками по чему-то невидимому. Пронзительный крик перешел в визг, противный, скрипучий. Агния зажмурилась, закрывая уши руками. Опять похолодало, да так резко, что в груди перехватило дыхание. Она задохнулась, напуганная воплями, которые издавал корчившийся на полу человек. Только Мадама Ноа и прибежавшая на крики помощница оставались спокойны и безучастны.
Наконец бьющийся, словно в припадке, мужчина затих, неловко повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он тяжело, со всхлипами, дышал.
— А… Ар… Ма… — Агния прикусила губу, не зная, как обратиться к тому, кто лежал на полу.
Он пошевелился, с усилием выпрямляясь. Взгляд, которым мужчина одарил женщину, был полон боли.
— Прости, Агни, но я… не смог. Я хотел, чтобы ты была счастлива, но… прости. — Голос его как-то странно дрогнул. Агния никогда не видела плачущего Ариэла и застыла, хлопая глазами. А тот перевел взгляд на Мадаму Ноа. — Вы это знали?
— Да, — кивнула та. — Я же пророчица.
— Прости, Агни. — Он опять отвернулся. — Я хотел как лучше…
Словно чья-то рука толкнула между лопаток — чья-то на удивление холодная, прямо-таки ледяная рука, — и Агния подлетела к лежавшему на полу мужчине. Опустилась рядом на колени. Осторожно, самыми кончиками пальцев, дотронулась до плеча:
— Не надо. Все хорошо!
— Ты…
Она не дала договорить — обняла его голову, прижимая к своей груди и неловко подавшись вперед.
— Ариэл, — прошептала в макушку, — ты чудовище. Ты законченный эгоист. Думаешь только о себе, совершенно не заботясь о моих чувствах. Неужели так трудно было спросить, люблю ли я тебя?
— А ты… любишь? — Голос прозвучал глухо, но там, где еще несколько минут назад в груди был только холод, теперь от дыхания мужчины разливалось блаженное тепло.
— Да.
На большее сил Агнии не хватило. И кто сказал, что любить можно только раз в жизни?
Послание доставил не сатир, как это бывает сплошь и рядом, а человек — императорский курьер в парадном мундире с галунами. Он приехал верхом, взбудоражив и без того взволнованных последними событиями соседей. Спешился у дверей, вошел чеканным шагом, даже не покосившись на испуганно забившуюся в уголок Лиманию, четким движением протянул конверт с гербовой печатью.
— Капитану Ариэлу Боуди в собственные руки!
Тот принял конверт, вскрыл, пробежал глазами несколько строк:
— Почту за честь.
— Завтра в десять утра за вами заедут! — Курьер отсалютовал и, развернувшись на каблуках, покинул комнату.
— Что случилось? — Агния стояла в дверях кабинета.
— Меня вызывает император для аудиенции. Завтра в одиннадцать часов. Приготовься.
— Я… постараюсь, — пробормотала та.
— Не «постараюсь», а приготовишься! Аудиенция у императора — это…
— Я сделаю другую прическу. И можно послать к модистке за новыми лентами и цветами на шляпку.
— Агни, — он закатил глаза, подавив вздох, — я говорю о платье! Не вздумай надеть черное!
— Но я же в трауре! И буду в трауре еще восемь месяцев!
— Не восемь, а только семь месяцев, три недели и два дня!
Теперь пришел черед Агнии вздыхать.
— Все равно это больше чем полгода… Ладно-ладно, я надену то, фиолетовое. Которое с кружевами. Или коричневое… Ну не серое же! У меня пять траурных платьев, а светлых нарядов нет совсем. Мне до весны нельзя!
— Тогда зеленое!
— Ариэл, ты ничего не понимаешь в женских нарядах! Только не зеленое! Оно мне не нравится! И я его не надену. Точка!
Притопнув ногой, Агния скрылась в кабинете, и уже там ее догнала ехидная реплика:
— А если я захочу, чтобы ты в нем была на нашей свадьбе?
Женщина с досадой схватила со стола чернильницу и запустила ею в камин. Вот вредный тип! И что она в нем такого нашла?
В императорском дворце не только Агнии — никому из ее родственников ни разу не доводилось бывать, и она не сомневалась, что сразу после аудиенции ее атакуют и матушка, и замужняя и давно живущая сама по себе сестра, и подруги, и даже соседки, желая узнать подробности. Только дальняя родственница ее покойного мужа, госпожа Парата Боуди, получала приглашения на ежегодные балы. И Агния много бы дала, чтобы увидеть ее в толпе
