— Ну так его не было, когда ваши агенты контрразведки потащили меня на допрос. — Голос девушки оставался бесстрастным, и это огорчило Десаи: гнев, по крайней мере, давал бы надежду на установление хоть какого-то человеческого контакта.

— Именно поэтому я хотел встретиться с вами у вас в университете, профессор Тэйн, — чтобы подчеркнуть добровольность беседы. К тому же, как мне кажется, вы не были арестованы — не так ли? Офицеры просто сочли, что вы готовы им помочь, как и положено законопослушной гражданке, — Десаи с трудом удержался, чтобы не сказать «подданной Его Величества».

— Ну что же, вы можете не опасаться насилия с моей стороны, комиссар. Вы действительно пришли без охраны?

— Да, конечно. Кому есть дело до шоколадного толстячка в мешковатой мантии? Кстати, где я могу ее оставить?

Татьяна показала ему вешалку в передней. Все здесь было невообразимо архаичным. Конечно, первые поселенцы были слишком бедны, чтобы оборудовать свои жилища автоматикой: да и впоследствии жизнь оставалась достаточно трудной, и энейцы сохранили презрительное отношение к «штучкам имперских неженок». По комнате гуляли ледяные сквозняки, которых хозяйка в своем простом легком костюме как бы и не замечала.

Десаи внимательно посмотрел на девушка. Она была высокой и тоненькой, с курносым носиком на овальном лице, тонкими бровями и карими глазами, пухлым ртом, белоснежной кожей, темными волосами до плеч.

«Типичная представительница старой университетской семьи, — подумалось ему. — Рано начала научную карьеру, кажется замкнутой и поглощенной своим предметом, но наверняка не тепличное растение: как и все они, проводит много времени в экспедициях, и в здешних пустынях, и в джунглях Дидоны. Говорят, блистательный лингвист, уже многого достигла в расшифровке языков дидонцев. Конечно, это она пробудила в Айваре Фредериксене интерес к литературе и истории Терры, хотя его явно увлекают в основном подвиги древних борцов за свободу. Девушка как будто имеет больше здравого смысла, такая серьезная, может быть, без особого чувства юмора, — как раз подходящая невеста для сорвиголовы».

Все эти сведения Десаи почерпнул из досье Татьяны. Больше там ничего не было — контрразведке приходилось следить за слишком многими энейцами. Вот ведь и от Айвара Фредериксена, казалось бы, не следовало ожидать особых неприятностей — а что он натворил…

Татьяна провела Десаи в гостиную. Каменные стены были украшены выцветшими гобеленами, на полу лежал потертый ковер, большую часть комнаты занимали книжные шкафы, аппаратура для звукозаписи и лингвосемантического анализа. Немногочисленная мебель была старой, но удобной — массивное дерево, кожаная обивка. На письменном столе среди фотографий родных Десаи заметил портрет Айвара с дерзкой улыбкой на лице. Над столом висели две превосходные стереофотографии — на одной был изображен житель Дидоны, на другой — Эней, как он виден из космоса, — смесь рыже- красного, зеленого, голубого, с ослепительно белой полярной шапкой. Ее работа, ее дом.

Раздалась тонкая трель. Татьяна подошла к клетке, в которой сидела мышь-летяга.

— Ох, я совсем забыла — сейчас время обеда. — Девушка насыпала зверьку семян и погладила его. Ответом была новая мелодичная трель.

— Могу я полюбопытствовать, как его зовут?

Девушка, казалось, была удивлена вопросом.

— Э-э… Злопастный Брандашмыг.[8]

Десаи снова поклонился:

— Простите меня, моя госпожа. У меня было неверное представление о вас.

— Что?

— Впрочем, ерунда. Когда я был мальчишкой и жил еще на Рамануджане, у меня был любимец — местный зверек по кличке Черепаха Квази…[9] Скажите, пожалуйста, подходит ли мышь-летяга для семьи, где есть маленькие дети?

— Ну, это зависит от детей. Зверька нельзя мучить.

— Это ему не угрожает. Наша кошка умерла, не вынеся климата Энея, так и не узнав, что ее могут дернуть за хвост.

Девушка напряглась.

— Эней гостеприимен не ко всякому пришельцу. Присядьте, комиссар, и расскажите наконец, что вам от меня нужно.

Кресло, в которое он опустился, было слишком высоким, чтобы человек его роста чувствовал себя в нем уютно. Татьяна удобно расположилась напротив — она была выше Десаи сантиметров на десять. Десаи хотелось курить, но попросить на это разрешения он счел неуместным.

— Что касается Айвара Фредериксена, — не выдержала девушка, — я могу повторить вам только то, что уже сказала вашим агентам: я ничего не знала о тех действиях, которые ему приписываются, и не знаю, где он может находиться.

— Я знаком с содержанием того вашего интервью, профессор Тэйн, — Десаи тщательно подбирал слова, — и я верю вам. Контрразведка тоже поверила. Они ведь не прибегли к допросу под наркотиками, не говоря уже о психозондировании.

— Ни один энейский полицейский не имеет права даже предложить такое.

— Но на Энее было восстание, и теперь планета оккупирована, — мягко напомнил Десаи. — Как только лояльность по отношению к Империи будет восстановлена, энейцы получат обратно свою автономию. — Видя, как зажглись возмущением глаза Татьяны, он тихо добавил: — Лояльность, о которой я говорю, означает не больше, чем внешние проявления уважения к трону в качестве символа доброй воли. Лояльность к Империи означает прежде всего мир — мир в условиях, когда планета может быть уничтожена целиком, а восстание унесет тысячи жизней. И именно об этом я и хочу поговорить с вами, а