На третий день он восстал из мертвых и вновь поднялся к свету.

Над морем, что когда-то было океаном, занимался рассвет. На севере синели скалы, встававшие над серо-стальным горизонтом. По лицу утеса низвергался водопад, и гром его разносился в стылом безветрии. Небо было лиловым на западе, пурпурным в зените и сияющим на востоке, где восходило солнце. Но Утренняя Звезда все еще была видна — Утренняя Звезда, планета Избранных Первыми.

«Я первый из Избранных Вторыми, — было известно Джаану, — и глас тех, кто избирает. Быть человеком — значит изливать сияние».

Его ноздри жадно вбирали воздух, его мышцы радовались движению. Никогда еще его восприятие не было столь острым. От радостного лица до попирающих прах ног — он существовал, он был реален.

— О великая радость! — сказала та его часть, что была Каруитом.

— Она переполняет это бедное тело, — ответил Джаан. — Воскресение из мертвых мне непривычно. А ты сам — не чувствуешь ли ты себя скованным цепями чужаком?

— Шесть миллионов лет пролетели как одна ночь, — сказал Каруит. — Я помню блеск солнца на волнах и рокот прибоя — там, где теперь камни у нас под ногами. Я помню могучие стены и гордые колонны — теперь это жалкие руины у нашей разверстой могилы. Я помню плывущие в небе облака, коронованные радугами. Больше всего я хочу вспомнить — и не могу, ибо плоть, которой я стал, не может удержать пламя, которым я был, — я хочу вспомнить полноту своего существования.

Джаан поднял руки к короне, сжимавшей его виски.

— Для тебя это тяжелая ноша, — сказал он.

— Нет, — пропел Каруит. — Я ведь разделю все то, что она сулит тебе и твоей расе. Я буду расти вместе с тобой, и ты — вместе со мной, и они — вместе с нами, пока человечество не только станет достойно принятия в Единство, но и даст ему нечто, никому другому недоступное. И наконец мысль создаст Бога. Теперь не медли, нужно объявить об этом людям.

Он/они пошли вверх по склону к Арене. Дидона, Утренняя Звезда, таяла в небе над ними.