— Хотел бы я, чтобы смогли, — вздохнул Флэндри. — У нас нет времени. Я не знаю, на сколько миллионов лет истории мы смотрим. Как можем мы прочесть их прежде, чем прибудет мерсейский флот?

— Так вы уверены, что сиюминутный выигрыш может оправдать деяние, которое однажды заставит любителей прекрасного, искателей знаний проклинать наши имена? — требовательно спросил змай. — Может ли на самом деле здесь быть центр разведки противника?

— Я никогда так не говорил. Это явно не так. Но планета должна быть чертовски важна сама по себе. Мы не можем причинить им худшего урона, чем вырвать ее у них.

— Ваши логические выводы весьма шатки.

— Ничего подобного! Разве смертные были когда-нибудь уверены в чем-то? Но послушайте, Квоу. Когда мерсейцы открыли Херейон, они уже стремились к завоеваниям. Айхарайх, сидевший среди призраков, которые оживляли для него великолепные компьютеры — эти компьютеры и программы мы сегодня не можем даже представить себе, так вот, он понял, что они стремятся применить всю эту технику для своих воинственных целей. Они нагнали бы туда своих инженеров, растащили бы все, разобрали на части, не оставив ничего, кроме нескольких обломков в музее. Он не мог вынести этой мысли. Он остановил их своими фантомами. Он заставил их думать, будто несколько миллионов его соотечественников еще живы и способны оказать Ройдхунату ощутимую помощь, а он сам может стать уникальным агентом — если они оставят их в покое. Мы не узнаем, как он произвел впечатление на них, как дурачил этих тугодумных военных правителей. Он это сделал, вот и все. Они поверили, что у них есть союзный мир, населенный суперинтеллектами, к которым лучше относиться с почтением. Он владел компьютерами, базами данных, невообразимыми хранилищами знаний, чтобы давать им советы... превосходные советы. Но мерсейцы так и не заподозрили, сколько всего они смогут получить и что для этого нужно сделать. Может быть, он хотел как-то повлиять на них, сделать их учениками Херейона. Или, может быть, он просто тянул время, ожидая, пока они тоже исчезнут с его планеты.

Флэндри помолчал и закончил:

— Нужно ли нам выяснять это, когда в опасности живые люди?

Господарь выпрямился, подошел к интеркому и отдал приказ.

Затем корабли выбрали цели. Флэндри и господарь встали перед экраном, который показывал звезды, лежавшие за пределами, известными Империи.

— Признаюсь, мною движет месть, — признался Миятович. — Иначе мое суждение могло бы быть иным.

Флэндри кивнул:

— Мое тоже. Таковы уж мы. Разве что... Нет, ничего.

— Ты думаешь, мы можем уничтожить все?

— Не знаю. Я считаю, что то, что мы хотим уничтожить, находится под городами — некоторыми из них, — и мегатонны взрывов хотя бы обрушат своды над ним. — Флэндри ударил кулаком по стене. — Я сказал Квоу, что у нас нет ничего, кроме предположений!

— Однако нужно надеяться, что мы разрушим достаточно — а вот доберемся мы до самого Айхарайха или нет...

— Ради него самого будем надеяться, что доберемся.

— Ты склонен к прощению, Доминик? Ну что ж, разведка — мозг военных операций. Мерсейская разведка должна будет... не то чтобы распасться, но растеряться... Император Ханс будет нам благодарен?

— Да, я полагаю, что он будет до конца защищать нас от аристократов, возжелавших наших скальпов. — Флэндри по-волчьи усмехнулся. — На самом деле он должен приветствовать такое решение. Раздор может отпугнуть его влиятельных приверженцев.

И еще... ему придется согласиться с тем, что вы правы, сохраняя свои собственные вооруженные силы.

— Итак, Денница остается в Империи... — Миятович положил руку на плечо Флэндри. — Между нами, друг мой, — я дерзаю надеяться, что то, о чем я забочусь, переживет Империю. Но это мы уже вряд ли увидим. А что ты собираешься делать?

— Продолжать в том же духе, — сказал Флэндри.

— Вернешься на Терру? — Глаза, так похожие на глаза Козары, внимательно изучали его. — Но, Бога ради, зачем?

Флэндри не ответил. Коротко взвыли сирены, и разговор прервался. Началась бомбардировка.

Ракета стартовала с корабля. Она летела среди звезд, похожая на стрелу, а войдя в атмосферу, взвихрила за собой хвост ураганных ветров. Под луной от горизонта до горизонта прокатился грохот, источенные ветром скалы начали рушиться, и обломки покатились на дно каньонов. Когда первые лучи рассвета коснулись ракеты, она превратилась в серебряную комету. Через несколько минут она нашла свою цель — башни и сокровищницы — и нырнула вниз. Город был готов защитить себя от опасности наземной, но в небо были устремлены только сверкающие шпили.

Огненный шар затмил солнце. Он встал так высоко, что верхний его край достиг границы атмосферы и растекся куполом. Он держался несколько минут, а потом поблек. И тогда поднятая пыль накрыла толстым непроницаемым слоем кратер, полный расплавленного камня. Гнев отмерил время этого мира.

Послышался еще один взрыв, потом еще и еще.

Флэндри смотрел. Прошел час, и он ответил Миятовичу: