А потом нашлось для нее и другое дело. Обычно упырь, вводя новичка в ночную жизнь, сам его опекает, но порой неофиты остаются без присмотра. Заботу о таких берет на себя Королева, и Антимаха стала ей помогать в меру сил.

Своих воспитанников она потом, сколько бы лет ни прошло, называла каким-нибудь ласковым прозвищем; Персефоний был у нее «птенчиком».

Вошла кикимора Эфессина с подносом, на котором в высоком узком стакане дымилась расконсервированная кровь. Персефоний не стал отказываться, хотя чувствовал себя неловко, общаясь с окружающими как равный, тогда как между ним и обычной жизнью выросла глухая стена преступления и он до сих пор не был приговорен к наказанию лишь по чистой случайности.

— Угощайся, мой птенчик, поправляйся! — щебетала Антимаха. — Набегался на приволье, осунулся… Так что же ты, так и не скажешь, где был?

— Тетушка, у меня к вам очень важная просьба, — сказал Персефоний, отставляя стакан.

Те, кто считает, будто с Антимахой сложно общаться, не понимают простой вещи: она очень внимательно относится к просьбам, ибо просьбы подчеркивают в ее глазах собственную значимость.

— Что такое, птенчик?

— Мне очень нужно повидаться с Королевой, а я никак не могу добиться даже записи на прием.

— Ох, милый мой, многие не могут! Такие нынче хлопотные времена. Думаешь, сама я почему не рядом с ней, а сижу тут в четырех стенах? Не знаешь? Так и быть, шепну тебе, только уж ты смотри не выдавай старушку. Дело в том, что вице-король, или как уж теперь его по-правильному величать, поди уследи, как он титулы меняет, а ведь еще недавно кем был-то? Ну, так вот, этот самый Победун всей нашей упырской общине свинью подложил. Мы, значит, условились, птенчик, что ты никому ни слова, что от меня услышишь?

Персефоний охотно дал обещание, хотя подозревал, что секреты тетушки Антимахи окажутся созвучны содержанию большинства разговоров в большинстве гостиных. Почти так, в сущности, и оказалось. Однако, будучи особой, приближенной к упыриной правительнице, Антимаха владела некоторыми фактами.

— Я ведь теперь эти свои четыре стены и покинуть-то боюсь: вернешься, а они уже и не твои. Помнишь, как в прошлом месяце у общины пытались отсудить часть домов? Барон этот новоявленный постарался, как его там… Пролезович. Он ведь жирно тогда победуновских чиновников подмазал, но госпожа Дульсинея сказала, что она Королеву как женщина женщину хорошо понимает и ничего у нее отбирать не позволит. И вдруг на днях приходит весть, что Победун где-то на пограничном пункте Дульсинею обошел, а раньше местечко между ними было поделено. Теперь ей срочно нужно кое-какие недостатушки восполнить, и спорить с Победуном лишний раз неудобно. Барон за свое тут же и взялся опять. Королева наша, ясное дело, разгневалась и теперь круглые сутки, бедняжка, за нас радеет, ни сна, ни покоя не ведая. Вот такая жисть ночная.

Персефонию стоило больших трудов сохранить лицо. Получается, это их с Яром и Блиской выходка в Новосветском обернулась для лионебергских упырей такими неурядицами? Наверное, ничего другого и ждать не следовало. Берендей с русалкой, конечно, ни при чем, но он, Персефоний, преступник, он отдал свою судьбу во власть беззакония, и теперь каждый его поступок несет только зло.

— Так что, птенчик, придется потерпеть. Хотя за Королеву сейчас ее секретарь со всеми полномочиями, он всех принимает, что же к нему не пойдешь?

— Нет, тетушка, я не хочу никому рассказывать, пока не поговорю с Королевой.

— А! — хитро сощурилась Антимаха, думая, что догадалась. — Видно, не один ты был за городом! Хочешь теперь в общину кого-нибудь ввести — кого-то с ясными глазами и точеной фигуркой? Ну, если ты это от меня скрыть хотел, птенчик мой, то я на тебя обижусь, уж мне-то можно было сказать… Хотя ты прав насчет секретаря, ему говорить не нужно, слишком строг он на этот счет. Но Королева поймет, не сомневайся, а как только я с ней увижусь, тоже словечко замолвлю…

— Нет-нет, тетушка, дело совсем в другом. Совсем в другом, — повторил Персефоний. — Так когда можно ждать Королеву?

— Кто ж знает? — всплеснула руками Антимаха. — Победун-то не на шутку разошелся, у него там опять какой-то прожект грандиозный или что. Армию, говорят, реформирует, а по слухам, потрошит своих бригадиров. А тут еще военный парад на носу, и, слышно, вице-король ничем больше не занимается, только им, а без вице-короля вопрос не решить. Так что вряд ли Королева чего-то добьется до этого парада. Ждать надо.

Персефоний понурил голову. Упырям терпения не занимать, но он уже стал замечать за собой, что в долгом ожидании заслуженной кары начал понемногу привыкать к своему двусмысленному положению. Он понемногу сживался со своей преступностью.

Из вежливости Персефоний посидел еще немного у Антимахи, даже поделился одной заботой — ничтожной по сравнению с прочими, но почему-то сильно его задевшей.

Простые дела в новом государстве стали вдруг очень хлопотными — задавшись целью заплатить за жилье, Персефоний потратил две ночи, отыскивая домовладельца, в итоге выяснил, что тот давно уже не домовладелец, а нищий. Теперь он пытался узнать, кому на данный момент принадлежит квартира, которую он снимал, и, что удивительно, как только разговор заходил на эту тему, все словно воды в рот набирали.

— Это у тебя почти то же самое, что у общины с бароном, — растолковала Антимаха. — Тот владелец, которого ты ищешь, он и не владелец, а так, подставное лицо для подписей. За ним другой стоит, но и он еще не владелец, а только на связи у следующего, который уже почти владелец, только вместо того чтобы владеть, он продает, и вот только те, кому он продает, уже и были бы владельцы, если бы их не обманули и трем-чытырем один и тот же дом не