— Любовь у нас выглядит в точности так, как она выглядит везде на свете, — сухо заявил призрак. — Нужно только понимать, что такое на самом деле любовь, а не забивать себе голову романтическими бреднями.

— И кто же поможет понять?

— Разумеется, наш фирменный психолог!

— Да он у вас мастер на все руки…

— Экстра-класс! Вы только платите — он вас убедит в чем угодно. Не верите? А вы попробуйте! Нет, правда, вот так сидеть, развалясь, и ругать ругательски то, чего в глаза не видел, всякий может. Только не думайте, что вам удастся таким образом выиграть пари!

Персефоний мысленно досчитал до десяти, делая вид, будто размышляет, потом сказал:

— Ну что вы, что вы, о выигрыше я уже давно не думаю. В ваших словах чувствуется сильная логика. Не знаю, во всем ли, но…

— Идемте — и вы все узнаете точно! Узнаете на личном опыте, с абсолютной достоверностью.

— В этом нет нужды. Вы меня уже убедили.

— А, э… то есть пари остается за мной? — уточнил удивленный легкой победой призрак.

— Без всяких сомнений! — бодро заверил его упырь. — Я признаю себя побежденным. Плачу полную цену проезда в Лионеберге и всем рассказываю о вас чистую правду и ничего, кроме правды, как и было условлено.

— А как же психолог?

— Меня ждут дела. Вы деловой разумный, должны понимать.

— Да-да, конечно. Так, значит, проезд до Лионеберге? Подождите меня здесь, никуда не уходите.

Он растворился в воздухе и вновь сгустился в зримый образ спустя всего минуту.

— Готово! Идемте за мной.

Персефоний последовал за призраком в глухой проулок, потом краем площади — в закуток, где покачивались в полуметре над мостовой три или четыре ковра-самолета. Около них стояли и нервно курили гномы в кожаных куртках, шлемах и очках-«консервах».

— Этот, что ли? — ворчливо спросил один из них. — В Лионеберге?

— Туда, — кивнул Персефоний.

Гном устало вздохнул и проворчал, обращаясь к фантому:

— Учти, прозрачный, это последний рейс! Я еще живой, мне спать надо.

— Конечно, конечно, мой любезный Двалиано! Один рейс — и тебя ждут кружка какао, пачка лучшего табаку и теплая гнома! — радостно заявил призрак.

— Прошу прощения, — вдруг обратился к нему упырь. — Если это не слишком личный вопрос, чем вы питаетесь?

— Это слишком личный вопрос, — отрезал призрак и назвал цену перелета.

Персефоний расплатился не скупясь. Ковролетчик, растоптав окурок и сплюнув сквозь зубы, хмуро оглядел упыря и, не подавая руки, представился:

— Двалиано.

— Персефоний.

— Это без разницы, я хочу сказать, когда вас замутит или еще чего, чтобы никаких «эй, ты», ясно? Меня зовут Двалиано, а не «слышь, как тя там».

— Без вопросов, — кивнул Персефоний и закинул поклажу на ковер.

— Утепляться будем?

— Желательно.

Гном выдал ему толстый плащ, шлем и очки наподобие своих, приподнял ковер на уровень крыш и крикнул вниз:

— Ждите меня к утру, парни! Кто прилетает первым, заказывает столик в «Пузанской башне»!

— А кто последним — платит! — весело ответили ему снизу.

Двалиано расхохотался и бросил ковер вперед и вверх. В воздухе настроение его резко улучшилось. Он промурлыкал себе под нос что-то неразборчивое, потом, повернувшись к Персефонию, миролюбиво поинтересовался:

— А чего это, сударь, вас так заинтересовало меню нашего Неляпа?

— Просто показалось, что он какой-то не совсем обычный призрак.

— А задел он вас, видать, за живое? — усмехнулся Двалиано. — Так и быть, открою секрет: надеждами он питается, всяческими желаниями и хотениями. Нас вот загонял сегодня — и уже мечтами об отдыхе сыт! Хех, да тут каждый на что-то надеется, город мечтаний! Однако позволю себе предположить, что с вас Неляп не слишком обильно напитался?

— Да, пожалуй…