Ночь упала практически мгновенно, полная темнота повсюду, исключая место перед нами, где происходящая метаморфоза отбрасывала жидкий оранжевый отсвет на несколько ярдов вокруг. Ничего оцифрованного тут больше нет, безнадежно подумал я. Это все совершенно реально, в любом смысле. И тут поднялся шум.

– Пошли! – выкрикнул я и ухватил Элкленда, который замер на месте, пораженный ужасом.

– Не могу! Не могу!

– Да нет, можете! Быстрее, пока хуже не стало!

Грубой силой я заставил его оборвать корни и потащил мимо этой горы кровавой плоти. Какая-то шальная, похожая на веревку мышца выскочила из мяса, когда мы проходили мимо, и исходящий от нее жар и запах ударили мне в нос, словно заточенный карандаш, вонзившийся в ноздрю. Элкленд споткнулся в темноте о куст и упал, и я рывком поднял его обратно на ноги.

Я толкал его перед собой, а шум где-то позади нас все нарастал, это был какой-то оглушающий, вибрирующий вой. Мы пробежали с десяток ярдов, спотыкаясь и пролетая несколько шагов зараз, когда звук достиг пика и взорвался, перейдя в рев, по сравнению с которым рык тигра казался бы ничтожным писком, и от него у нас задрожали, завибрировали кости и голова. Элкленд стонал и бормотал что-то неразборчивое, цепляясь ногой за ногу, а его тело, казалось, разваливалось на ходу, и его части, словно свободно связанные друг с другом, дергались и валились в разные стороны.

Все, он кончился. Действующего Деятеля из породы «я-все-могу» больше не было, он исчез, как будто никогда и не существовал вовсе. Элкленд снова превратился в ребенка, в обуянного ужасом пятилетнего детеныша в теле шестидесятилетнего мужчины. Я схватил его за руку и забросил ее себе на шею. Держа за кисть и обняв другой рукой за спину, я потащил его вперед, насколько хватало сил, чувствуя, как мышцы спины напрягаются и тянутся. Рев раздался снова, и на этот раз – трудно в это поверить – он звучал еще громче. Он теперь был везде: позади и вокруг нас, он был внутри нас. Сгибаясь под весом Элкленда, я кое-как поднял и вывернул голову и посмотрел вдаль. В темноте я разглядел замок, причудливо подсвеченный прожекторами снизу, с желтыми пятнами света над поддерживающей его колонной. Он смотрелся сейчас скорее как водонапорная башня, имеющая историческое и архитектурное значение, как некий городской монстр, и я потащил нас дальше, как можно быстрее, напрягая все силы.

Но это было очень медленное продвижение, а замок был еще так далеко! Потом, внезапно, ярдах в пяти перед нами что-то вспыхнуло, осветив тропу яростным ядовито-красным светом, и этот свет, я точно это знал, исходил из дыр в теле того создания, что было позади нас.

– Я ничего не мог сделать, – пробормотал Элкленд. Голова у него моталась, дергалась вверх-вниз, а я все бежал и тащил его. – Не мог я это остановить.

Он не мне это говорил. Позади слышался нарастающий шум, это создание приближалось. Страшный, вселяющий ужас шум. Тот факт, что это был легкий шелест и шорох, тогда как должен был быть сотрясающим землю топотом, делал его еще хуже. Тащить на себе Элкленда становилось все труднее и труднее: он в этом процессе не участвовал, только бормотал, что это не его вина, повторял это снова и снова. Это было так же, как тащить на себе тяжелый мешок с кирпичами, которые не желают двигаться с вами дальше, с кирпичами, которые даже не знают, что вы их тащите. Зарослей впереди нас я не видел, пока не стало слишком поздно. Мы наткнулись на них, споткнулись и полетели куда-то вперед и упали, растянувшись на земле и уткнувшись лицом в твердую каменистую землю. Я тотчас вскочил на ноги, со всей доступной быстротой, чувствуя, как по щеке течет кровь. И оглянулся назад.

Нет, вам этого не понять. И у меня нет никакой надежды, что мне удастся заставить вас увидеть то, что увидел я. Припомните, как это бывало, когда вам было пять и вам приснился дурной сон. Припомните, как вы проснулись и заорали, призывая мамочку, что заставило вас вопить и визжать, срывая глотку, пока в коридоре не зажегся свет и вы не услышали ее шаги, шелестящие по паркету коридора по направлению к вашей двери. Припомните, как вы себя чувствовали, – как будто у вас сердечко вот-вот остановится, как будто вы описались и обкакались, как будто все ваше тело сжалось и застыло и обратилось в камень, в ледяной камень.

Оно было тридцати футов высотой. Оно скакало галопом, как лошадь, но медленно, отвратительно медленно. У него не было шкуры, одни только перекрученные мускулы, которые терлись друг о друга, растягиваясь и сокращаясь, лопаясь и снова соединяясь в одно целое. Создавалось также впечатление, что на нем сидит некий всадник, но это было не так. На его спине просто ворочался некий мокрый красный силуэт, и он вертелся, извивался и дергался и плевался, силуэт, который был трепещущими останками всех тех, кто обижал вас, когда вы были слишком юны, чтобы это запомнить. Это был тот подонок из парка и отчим, злобный дворник и вечно потный дядюшка – все они были вбиты, вмазаны в одно целое и мертвы, но все еще двигались, вырастая в размерах и крутясь, ставшие в смерти безумными, неслись с ревом, от которого у вас огнем жгло внутри черепа и выжигало то, что вы выстроили, чтобы прикрыть память о ваших горестях и несчастьях.

И это было очень скверно.

Я наклонился и ухватил Элкленда за пиджак, вздернув его на ноги, а затем потащил, погнал его снова вперед, собрав все силы, что у меня еще оставались, и вложив их в последний бросок, в последнюю попытку удрать. Далеко впереди раскачивались огни замка, все еще невозможно далеко, а позади раздавался шорох и хруст, который не становился громче, хотя по-прежнему приближался. Я попытался сфокусировать зрение на огнях впереди, попытался представить, что они притягивают нас к себе, попытался пустить себя вплавь по образовавшемуся каналу и тащить за собой Элкленда. Но потом замок мигнул, моргнул и отпрыгнул назад, дальше от нас на добрую сотню ярдов. Пока мы бежали, он снова мигнул, придерживаясь того же ритма, а потом, набирая темп, отпрыгивая все дальше и дальше назад, уходил от нас на все большее расстояние, как бы я ни старался, ни напрягался. Земля под ногами