– Так что с вами было?

– Ну, – тут он прижал кружку к груди, наслаждаясь ее теплом. – Все было, как вы говорили. Я услышал, как вы что-то сказали, а потом сразу вдруг стало холодно, и я почувствовал, что вроде как весь состою из тяжелой воды. Потом я очнулся, и у меня было ощущение, что сразу, что никакого времени не прошло, только я знал, что прошло. Я находился на той детской площадке, а вас нигде рядом не было. Я был очень напуган, потому что все вокруг вдруг начало двигаться, а я никого нигде не видел, ни единого человека. А потом я услышал чей-то плач и пошел выяснить, кто это плачет. – Он замолчал и поставил кружку на стол. Руки у него сильно дрожали.

– Скверно вышло, что вы на них наткнулись, – заметил я.

– Старк, кто они такие?

Я не ответил, потому что женщина вернулась к столу и поставила перед нами тарелки с едой. Неизвестно откуда взялось такое количество стряпни – колбаса, толстые ломти бекона, яичница, поджаренные хлеб и картошка. Элкленд тупо уставился на это изобилие.

– Элкленд, – сказал я ему, – вы же, кажется, проголодались.

Женщина засмеялась и вернулась обратно к плите и снова запела. Элкленд с трудом оторвал взор от еды, секунду смотрел на нее, потом наклонился ко мне и прошептал:

– Я знаю эту песню. Не знаю откуда, но знаю.

Я кивнул, пододвигая поближе тарелку с кучей еды.

– Так и должно быть, – сказал я. – Точно так же, как ваше понимание того, что есть истинный праздник.

– Что?

Ну, вот. Это, вероятно, вызовет у вас некоторое удивление, особенно если вы один из тех умников-засранцев, кто уже давно, раньше срока успел сообразить, что никакой банды на самом деле нет и не было и все такое прочее, но сам-то Элкленд явно все еще здорово отставал от происходящих событий, никак не мог за ними поспеть, поэтому мне нужно было прояснить для него обстановку.

– Место, куда мы попали, Элкленд, это Джимленд.

Он перестал жевать и уставился на меня.

– Повторите, пожалуйста.

– Это Джимленд.

– Вы хотели сказать, Дримленд? Страна мечты? Страна снов?

– Нет. Джимленд. Когда вы идете по той равнине, если сумели ее отыскать, то рано или поздно приходите к воротам, а когда проходите сквозь ворота, то попадаете вот сюда.

– Так это вроде как сон, это вы хотели сказать?

– Нет. Это не вроде как сон, это и есть сон. Это место, куда вы приходите, чтобы видеть сны, куда все приходят, чтобы видеть сны.

– Вы хотите сказать, что мы спим, да?

– Нет. Мы не спим. Помните ту женщину, в лесу?

– Которая вся светилась? Да.

– Ага, ее. Вот она действительно спала. Где-то в огромном мире она лежала в постели или распростерлась на диване, погруженная в глубокий сон. Когда она проснется – если вспомнит свой сон, – то вспомнит лес, темный густой лес с огромными, толстыми деревьями, и вспомнит, что шла по тропинке и все, что с нею произошло после этого.

– Канал.

– Необязательно. Это не совсем так работает. Все зависит от пути, который она выбрала, от того, зачем она видит этот сон.

– Мы тоже в глазах других людей выглядим такими, как она?

– Нет. Потому что мы не спим. Мы бодрствуем.

Элкленд прикончил все, что было у него на тарелке, как раз вовремя, потому что перед ним тут же появилась еще одна. На ней лежал толстенный сэндвич – толстый кусок домашней ветчины, зажатый между двумя ломтями свежего хлеба. У Элкленда отвисла челюсть.

– Я знаю, откуда это, – заявил он, указывая на тарелку.

– Что такое?

– Когда я был маленький, то читал книжки одной женщины, ее звали Мег Финда. Очень старые книжки, они принадлежали еще моей бабушке, она их читала, когда была девочкой. – Он замолчал, пораженный внезапным открытием, и посмотрел на женщину у плиты, которая снова с чем-то там возилась, что-то опять готовила. – Вот откуда я знаю эту песню! Моя бабушка ее пела. Черт побери!

– Продолжайте.

– Эти книжки, которые в нашей семье переходили по наследству из поколения в поколение, все были про этих детей, с которыми все время случались всякие приключения. – Он глуповато улыбнулся. – Не думаю, что моим родителям это особо нравилось. Это не входило в список литературы, требуемый для