проходили мимо клочка травы или деревца с соблазнительно приоткрытыми бутонами, Алиса горестно вздыхала, а ее живот принимался выводить жалобные рулады. На пустой желудок она будет ужасным спутником. Девочка понимала, что должна собраться и показать себя с лучшей стороны – внимательной и энергичной, – но Оливера, кажется, совсем не заботило ее состояние. Он улыбался от уха до уха, счастливый по какой-то неизвестной ей причине, и Алиса вдруг подумала, что Оливер в восторге от Итакдалии. И рад сюда вернуться. Может быть, рад вернуться
Как странно.
Когда они приблизились к центру деревни, Алиса даже принялась подпрыгивать. Недавние огорчения были забыты: девочка сгорала от желания все рассмотреть и потрогать. Для совсем юной девушки (двенадцатилетней, строго говоря), никогда прежде не покидавшей родного города, это было захватывающее путешествие. Но самым захватывающим было то, что Дремота вовсе не походила на Ференвуд. Дома Алису постоянно ослепляли радужные вспышки, а Дремота была одновременно темной и яркой, выкрашенной всего в два цвета – зеркально-черный и оранжево-желтый. Дома источали влажное чернильное сияние, а огненные контуры дверей и окон, словно настоящие языки пламени, вырывались высоко в небо и по пятам крались за прохожими. Здесь было одновременно уютно, весело и очень странно, и если бы Алису так не занимали мысли об отце, она наверняка получила бы огромное удовольствие от прогулки.
Еще тут везде была еда.
Полные орехов миски стояли прямо на улицах, в витринах золотились бочонки с медом, а на столах, в стеклянных чашах, благоухали цветы. Алисе мучительно хотелось съесть хоть один. Всего один – что в этом страшного?
Так она и сказала Оливеру.
– Это не еда, – ответил мальчик, – а декорации. Люди в Итакдалии не едят цветы. Они питаются животными.
– Животными! – закричала Алиса, с содроганием вспоминая ференвудских коров, овец и птиц. Горожане жили в мире со всеми разумными существами, лишь время от времени заимствуя у них молоко, мед и яйца. Для них было немыслимо нарушить дружбу с созданиями более древними и мудрыми, чем они сами. Неудивительно, что Алиса была в ужасе. Неожиданно она вспомнила волосы Оливера – волосы цвета серебристой сельди – и обличительно ткнула в него пальцем.
– И ты тоже? Признавайся! О, бедная рыбка!
Оливер залился краской.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотал он, откашлявшись. – В любом случае тебе запрещается тянуть в рот еду – в этой и любой другой деревне, – пока я не разрешу.
Алиса нахмурилась.
Оливер нахмурился в ответ.
– Помнишь, что я тебе говорил? – сказал мальчик. – Что нам нельзя нарушить ни одного правила, если мы хотим найти твоего отца?
Алиса кивнула.
– Так вот, это первое. Не нарушай его.
– Ладно, – ответила девочка, поджимая губы и почти ненавидя Оливера.
Они тихо пробирались по деревне, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Прохожие едва удостаивали их взглядами, и Алиса была благодарна им за это. Девочка старалась не думать, как ужасно выглядит в прополосканных морем юбках и с волосами, полными соли. Коса превратилась в лохматое туманное облако, утренний наряд потерял остатки презентабельности, но жителям Дремоты, кажется, не было до этого никакого дела. Постепенно Алиса догадалась, что они ее толком и не видят.
В темноте все прохожие были на одно лицо.
– Пришли, – наконец сказал Оливер, указывая на женский туалет. В действительности это был маленький деревянный сарай, затерянный среди темноты, но когда Алиса смерила мальчика изумленным взглядом, тот лишь пожал плечами.
Поэтому она молча прошествовала в «дамскую комнату» –
Прежде чем присоединиться к Оливеру, Алиса отряхнула юбки, разгладила блузу и в целом сделала все, чтобы привести себя в божеский вид. Мальчик терпеливо дожидался ее на углу. Алиса прочистила горло.
– Ну, я готова.
Оливер бросил на нее быстрый взгляд.
– Как ты себя чувствуешь? Все еще хочешь есть?
– Да, ужасно.
– Отлично, просто отлично. Идем? – И он указал на главную дорогу.
– И куда мы теперь? – поинтересовалась Алиса, стараясь не отставать от его размашистых шагов.
– Пока мы здесь, нужно забрать кое-что важное. Будем надеяться, что оно там же, где я его оставил.
– И что это?