— Прекрати!

Сабин невинно сморгнул, по-тихоньку сжимая пальцами кинжал.

— Что прекратить?

— Прекрати наполнять мою голову этими отравленными мыслями. Это то, что ты сделал с Дарлой? Это так ты убил ее?

— Она убила себя сама, — ему надо быть осторожным. Он не хотел спугнуть Стефано и вынудить того, выстрелить себе в лицо. Такая рана может навечно искалечить его. Возможно, даже убить. — У тебя такой вид, словно голова твоя вот-вот взорвется. Я могу чем-то помочь? Например, рассказать, что ты работаешь на демона?

Стефано оскалил зубы и зарычал.

— Прикидывайся идиотом, если хочешь. В любом случае это не спасет ни тебя, ни девушку. И не пытайся сбить меня с толку своей грязной ложью. Мой лидер — настоящий ангел, и дело наше направляют сами небеса.

Сабин увидел, как дернулся его палец, лежащий на курке пистолета, и понял, что Ловец в шаге от того, чтобы выстрелить. Будучи в такой ярости, он, пожалуй, не задумывался более о сохранении жизни Сабина.

Следующие слова стали тому подтверждением.

— Мне плевать, что случится с твоим демоном после твоей смерти. Я хочу, чтобы тебя не стало. Хочу покарать тебя. Раз и навсегда.

«Да, ему плевать»

Сабин призвал все свои силы, извернулся и откатился. Раздался выстрел, пуля просвистела над его плечом, обжигая, рассекая плоть, но — хвала всем богам — не попадая в цель. До того, как его противник сумел сделать новый выстрел, он подпрыгнул, ударил и подсек Стефано. Когда мужчина упал на пол, с грохотом приземляясь, Сабин выбил пистолет из его руки.

Где-то позади он услышал стук ног по мрамору. Враги? Или свои?

Стефано отполз назад. Сабину невероятно сильно хотелось наброситься на него, сломать ему нос, перерезать глотку, сделать хоть что-то. Но силы его иссякли. Он тяжело дышал, голова кружилась, а мышцы напряглись так, что сделали его неподвижным. Он мог только ждать, молясь, чтобы из-за угла выходили его друзья.

— Мы еще не закончили, — заявил Стефано, поднимаясь на ноги. Глянул на коридор и побледнел.

Хвала богам.

Это означало, что сейчас к ним спешили Сабиновы друзья. По крайней мере, один из них. Краем глаза он увидел Гидеона, выхватывающего пистолет на ходу.

— Сабин, — позвал Гидеон. — Дерьмо! Я здесь не ради тебя, мужик.

Очевидно, не придумав другого выхода, Стефано бросился к окну и выпрыгнул. По крайней мере, его там ожидала мягкая подстилка, и он не разобьется о землю.

Он сдался? Так запросто?

Гидеон не остановился и не проверил, как Сабин. Он пролетел мимо него и поспешил к окну.

Сабин порочно усмехнулся.

«Хорошо его натренировал», — подумал он, позволяя наконец-то пелене тьмы затмить его зрение. Колени подогнулись, и он упал на пол.

— Я абсолютно поверило своим глазам. Этого гада не словил наш любимый друг с его пернатыми крыльями, — раздались звуки выстрелов. Гидеон полностью разрядил свой пистолет. — Чудесно! Подстрелил его.

Сабин моргал, пока зрение не пришло в норму, и бессмертный, ответственный за его муки, не предстал перед его глазами.

Это был Гален с распростертыми белыми крыльями, которыми он изящно помахивал, паря за окном. Он был высок, силен и красив, как всегда — словно и не минуло всех этих тысяч лет.

Он улыбался.

Сабин считал, что готов ко встрече с воином. Или же готов настолько, насколько это было возможно после сегодняшнего сообщения Люциена.

Оказалось, не готов.

— Теперь ты знаешь, — выкрикнул Гален, и голос его звучал так же харизматично и вдохновляюще, как и помнил Сабин. — Теперь начнется настоящее веселье.

Это было последнее, что слышал Сабин перед тем, как впасть в забытье.

Три дня. Прошло три — треклятых — дня с тех пор, как Даника и Рейес покинули крепость. Они все время находились в дороге, пересаживаясь с самолета в краденую машину, а потом — на поезд, не оставаясь долго на одном месте. Просто на всякий случай.

Они не желали привести Ловцов к семье девушки. Как бы ей не претила мысль опять быть в бегах, на этот раз все было в тысячу раз лучше, ведь рядом был Рейес. Пусть даже и такой угрюмый.

Они мало разговаривали. Он время от времени отдавал приказы — пригнись, беги, помалкивай — и этим ограничивались их беседы. Она не заметила Ловцов, но это абсолютно ничего не означало, потому ее постоянно преследовали страх и ужас. Как, впрочем, и всегда.

Они ночевали в дешевых мотелях, всегда в одной комнате, но никогда в одной постели. Временами, ночью, после того, как он усиливал каждый вход в их комнату дополнительными замками, Рейес закрывался в ванной.

Как и сейчас.

Прищурившись, Даника уставилась на закрытую дверь. Она лежала на широкой кровати в маленькой, грязной комнатке, утопающей в тенях, которые часто прорезал свет от фар автомобилей, попадающий внутрь сквозь испачканные красные занавеси. Она откинула прочь жесткое накрахмаленное покрывало и прислонилась к изголовью. Выжидая.

Рейес находился в ванной уже полчаса.

О, она точно знала, чем он был занят. Подобное знание не вызывало у нее отвращения, оно… огорчало ее.

Почему он больше не хотел ее? Почему не просил у нее утоления желаний своего демона?

Из-за того, что думал о ней, как о каком-то дурацком артефакте?

— Болван, — пробормотала она.

Он держал связь со своими друзьями. Из подслушанного разговора, когда он шептал в свой сотовый — сейчас ей бы очень пригодилось умение Эшлин слышать любой разговор — она узнала, что Ловцы действительно атаковали крепость. Стефано сбежал. Несколько Повелителей были серьезно ранены, но уже исцелялись.

Ах, еще. Они хотели, чтобы она рисовала. Дышала, ела и рисовала. Вот и все, что им от нее требовалось.

Пару месяцев назад это сделало бы ее счастливой.

Рейес дал ей альбом, которым она пользовалась каждое утро, чтобы избавиться от воспоминаний о своих бурных снах. Снах, гораздо более диких, чем обычно, в которых демоны скребли когтями зазубренные, пропитанные пламенем стены Ада. Стоило ей завершить рисунок, как Рейес вырывал странички и заставлял ее отправлять их по факсу Люциену. Она не знала, помогают ли ее рисунки их цели. Никто ничего ей не рассказывал.

— Ведь я всего лишь смиренная девушка для рисования, — проворчала она.

Дверь ванной распахнулась. Рейес выключил свет, и она рассмотрела лишь его тень, когда он выходил. К запаху сандала примешивались металлические нотки крови, и оба аромата окутали ее. В то время как его лица не было видно, она была облита лунным светом и вся как на ладони. Девушка ощущала, как его напряженный взгляд буквально сверлит ее, скользит по ней.

Его жар — о, как же она скучала по его жару. С той ночи, когда она была с ним, она не чувствовала ничего кроме останавливающего сердце холода.

Все же. Не будет ли лишним просить его хорошенько «согревать» ее? Очевидно, да.

— Беспокоишься о своей семье? — спросил он, усаживаясь на лежанку, которую устроил себе на полу.

Она звонила бабушкиным друзьям. Те по-прежнему отрицали, что видели ее, и она им верила.

— Нет. Они в порядке. Может быть, я и сошла с ума, но я убедила себя, что с ними все хорошо. Я взволнована тем, что увижу их завтра. Между прочим, спасибо, что наконец-то подобрел и снизошел до вопроса.

— Я не подобрел. Я немного успокоился, потому что не заметил ни следа Ловцов.

— Как скажешь. Я все равно благодарна.

Минута убегала за минутой. Он не шевелился. Ни звука — даже шелеста его дыхания — не доносилось с пола.

Она ненавидела тишину, которая позволяла ее разуму теряться в догадках и бурлить, переживать, о чем думает Рейес, терзаться тем, что может случиться в ближайшие дни, сожалеть, что некогда хотела провести с Рейесом только одну ночь, и не может просить еще. И еще.

Чем больше она вдыхала его аромат, тем больше она хотела его. Тем сильнее закипала ее кровь, а тело начинало пульсировать.

— Отвлеки меня, — попросила она, сползая и выравниваясь на матрасе. Натянула покрывало, и оно оцарапало ее твердеющие соски. Она едва сдержала стон. — Пожалуйста.

— Как?

— Не знаю. Расскажи что-нибудь о себе.

Расспрашивала ли она его раньше? Не могла вспомнить.

— Я думал, ты не хочешь ничего знать обо мне.

О, да.