Он замер, слишком неестественно выпрямив спину.
— Напавшие на тебя люди были Ловцами.
— Ловцами, — повторила девушка. Рейес проигнорировал ее вопрос, точно так же как это порой делала она. Возможно, это и к лучшему, что он не ответил. В данный момент она почти могла вообразить, что все это очередной сон, что семья ее в безопасности, а ее волнует лишь то, успеет ли она закончить в срок картину для клиента. Она почти могла представить себе, что Рейес обычный мужчина, пытающийся очаровать ее. Почти. — Эшлин когда-то упоминала их, но в то время мы не знали, кто они такие.
— Это группа людей, жаждущих нашей смерти. Они полагают, что мир станет лучше без нас.
— И это правда? — не смогла не спросить она.
Его глаза потемнели.
— До тех пор, пока у смертных будет свобода выбора, мир не будет идеален. Мы не принуждаем их творить зло. Они делают это по своему собственному желанию, — горечь звенела в каждом произнесенном слоге. — Однако Ловцы не принимают во внимание эту истину. Гораздо проще просто обвинять во всех бедах то, что они не могут понять.
Его слова имели смысл, но она не позволила им отвлечь себя. Ставки слишком высоки.
— Ну, ты по своей воле охотился на мою семью. Почему? Скажи мне на этот раз. Я заслужила знать правду. Почему вы преследуете нас? Какое отношение все это имеет к моей семье? К тебе?
— Даника…
— Умоляю тебя. Скажи!
Он потер грудь там, где билось его сердце.
— Боги приказали Аэрону… помнишь Аэрона?
Девушка содрогнулась, несмотря на то, что сердце неистово колотилось от предчувствия скорого ответа. Она ни за что не забудет этого мужчину. Вскоре после ее — первого — похищения, Аэрона выбрали для того, чтоб доставить ее в город за лекарствами для подружки Мэддокса — как могла женщина настолько утратить разум, чтобы связаться с одним из этих воинов, она не понимала, хотя позже общество Эшлин ей понравилось. Он снял свою рубашку, демонстрируя покрытое ужасными татуировками тело, и она запаниковала, решив, что он собирается насиловать ее. Понятно, что она сопротивлялась, когда он попытался приблизиться, и ему едва не пришлось избить ее.
Рейес успокоил ее — каким образом она до сих пор не понимала — и она наконец-то позволила Аэрону прикоснуться к себе. Крылья расправились у него за спиной, и он пронес ее над Будапештом. Они летели. Чтоб найти ее сумку и принести больной Эшлин тайленол.
Даника вспоминала, как раздумывала над странностями этих мужчин, о том, что они являлись невероятно причудливым сплетением древности и современности. Они ничего не знали о медицине, но у них был плазменный телевизор и игровая приставка. Они одевались как старинные воины, обвешиваясь с ног до головы оружием, но один из них постоянно посещал местный ночной клуб. Они нянчились с Эшлин, но хотели уничтожить ее, Данику. Эти противоречия вводили ее в растерянность. До сих пор.
— Да, я помню Аэрона, — наконец-то подтвердила девушка.
— Боги приказали ему уничтожить тебя и твою семью.
У нее глаза полезли на лоб… поверить в такое?
— Ты лжешь. Во-первых, богов не существует. Во-вторых…
— Демонов тоже, несомненно, не существует.
Она открыла рот и закрыла, пытаясь подобрать подходящий аргумент. Стефано воспользовался точно такой же логикой. Она была уверена, что им обоим вряд ли бы понравилось то, насколько похож ход их мыслей.
— Боги существуют, и они на самом деле желают твоей смерти. Чем быстрее ты поверишь этому, тем быстрее ты сумеешь защитить себя.
— Ладно. Но почему? Я не сделала ничего дурного. Моя семья тоже.
— Мы не знаем причины. Я надеялся, что ты сможешь пролить свет на эту тайну.
— Извини, но нет, — она опять засмеялась, и на этот раз звук напоминал скрежет стекла по доске для мела. — Я ходила в церковь каждое воскресенье. Всегда старалась быть доброй с людьми и никому умышленно не причинять вреда. — Девушка помолчала, пока перед ее глазами возникал образ умирающего человека. — Сейчас я уже не могу этого утверждать, не так ли? Пока я не встретила тебя и твоих товарищей, я наивно полагала, что являюсь вполне достойной личностью.
— Так и есть.
Она прищурилась.
— Ты ничего не знаешь обо мне, и я не хочу, чтобы ты узнавал. Я хочу, чтобы ты, черт тебя возьми, отвел меня к человеку… — понимание внезапно обрушилось на нее, и гнев превратился в шок. — Это Аэрон, правда?
Рейес неохотно кивнул.
Ее едва не стошнило при мысли о новой встрече с крылатым воином, но она повторила:
— Я хочу, чтоб ты отвел меня к нему.
На лице Рейеса по-прежнему было спокойное, собранное выражение.
— В моей комнате тебя ждет поднос с едой. Ты знаешь, что должна сделать в первую очередь.
Ррр! Он не поддастся на ее уговоры. Мужчина так и лучился решительностью.
— Ладно, — согласилась она, не тратя больше время попусту. — Я поем.
Она схватилась за перила и поднялась на ноги. Колени ее тут же подогнулись.
Рука Рейеса обхватила ее за талию и удержала на месте. Рука горячая, как клеймо.
Она зашипела на него. Шипение было безопасней мурлыканья.
— Я же сказала, не трогать меня.
Но он не отодвинулся от нее, а схватил на руки, прижимая к своей крепкой груди. Его сердце сильно и уверенно билось у ее плеча.
— Отпусти, — девушка залилась краской, различив дрожь в своем голосе. — Просто отпусти меня. Пожалуйста.
— Боюсь, что уже никогда не смогу отпустить тебя.
Рейес принес Данику обратно в свою комнату и осторожно опустил на край кровати, чтобы не перевернуть поднос. Она не смотрела на него, отползая прочь. Сосредоточилась на еде, выбирая один из сэндвичей. С индейкой и пшеничным хлебом. Откусив несколько кусочков, девушка положила в рот парочку виноградин.
С блаженным выражением лица она прикрыла веки.
Он сделал шаг назад, сжимая в ладони кинжал, а затем спрятал руки за спину, чтобы всадить кончик лезвия в запястье. Хорошо… так чертовски приятно. Все это время он наблюдал за ней. Она не испугалась его признаний про демонов, как он опасался. Он ожидал ужаса, воплей, даже недоверия. Вместо этого она восприняла все спокойно и не потребовала доказательств.
Это означало, что она уже знала об этом.
Что еще Ловцы рассказали ей?
Кроме того, что она ненавидит его и его друзей, Рейес внезапно испугался, что Ловцы убедили Данику послужить для них в роли Наживки. А если она выступает в роли Наживки, то это означает, что она разрешила накачать себя наркотиками. Вероятно для того, чтоб он не заподозрил ее в сотрудничестве с Ловцами. Его опечалило то, что ей пришлось пойти на подобную низость.
Было ли ее заданием отвлечь его и провести врагов в крепость? Или просто разузнать про него как можно больше? Из-за ее недавних вопросов он заподозрил последнее. Она хотела знать про способности Люциена. Узнать про Рейесового демона. Расскажет ли она все, чем он с ней поделился, Ловцам?
Если что-то стряслось с ее семьей, то она, несомненно, предаст его. Разве в праве он винить ее? Нет, не в праве, но также он не мог заглушить боль от мысли, что она пойдет — уже пошла — против него.
Мэддокс едва не убил Эшлин из-за подобных подозрений. А если другие подумают, хоть на миг, что Даника может быть Наживкой, она потребуют, чтобы Рейес сию же секунду уничтожил ее — или они сделают это сами.
Не беря во внимание эти последние пару месяцев, он не сражался с Ловцами тысячи лет. Все же он прекрасно помнил начало их кровавой вражды. Битвы и смерть, крики и разрушение. Их, его. Он подозревал каждую тень, в каждом незнакомце видел потенциального убийцу.
Рейес не жил в страхе, поскольку даже тогда был воином до глубины души. Он был горделив и заносчив и уверен в своем успехе: и в битве, и с женщинами. Он безжалостно убивал, брал на ложе каждую приглянувшуюся женщину, демонстрируя им наслаждение болью, абсолютно не беспокоясь за последствия.
Некоторые стирали своего следующего партнера в порошок, некоторые предпочитали, чтоб избивали их. Все они становились одержимыми жаждой боли, как и он.
Он не поступит так с Даникой и не позволит своим друзьям причинить ей вред. Несмотря на ее мотивы. Он так усердно старался ее спасти, так сильно нуждался в ней, что уже не представлял, что сумеет жить без нее. Вместо этого он завоюет ее привязанность, чтоб она не предала его или же не позволит ей контактировать с Ловцами.
'Решено', — кивнул он. Он просто не мог позволить ей уйти. Она облегчала его страдания, понял воин. Каждый раз, когда она была рядом, его потребность в боли значительно уменьшалась. Ни разу он не ощущал побуждения прыгнуть с крыши крепости. Ни разу не жаждал почувствовать, как ломаются его кости и превращаются в клочья его органы. Казалось, что он мог довольствоваться парой-тройкой позеров. Восхитительно.
— Спасибо. За еду, — неохотно процедила Даника. Она положила еще одну виноградину в рот и пережевала.
— Всегда пожалуйста, — краска уже вернулась на ее щечки, и дрожь в руках пропала. Грязь по-прежнему была на ее лице, но сеточка голубых вен, которую он разглядел ранее, исчезла. — Когда доешь, прими душ.
Она напряглась, но не повернулась к нему лицом.
— Это пустая трата времени.