Роджер с силой дернул руками, но веревка лишь сильнее впилась в запястья. Содранная кожа горела и, кажется, сочилась кровью, но кисти так оцепенели, что Роджер не мог сказать наверняка. Пальцы распухли, как сосиски, кожа на них натянулась.

Он лежал в тени поваленного дерева, куда его, предварительно связав по рукам и ногам, бросили Бакли с товарищами. Одежда после падения в реку насквозь промокла. По шее стекал пот, щеки горели, а голова буквально раскалывалась от прилива кипящей крови.

Рот ему заткнули белым флагом, затолкав так глубоко, что Роджер едва не задохнулся, и завязали сверху его же шейным платком. Роджер горел желанием как следует искалечить Уильяма Бакли Маккензи, даже если это будет последним делом в его жизни, и плевать, что он расправится с собственным предком.

Поблизости по-прежнему раздавались выстрелы, однако уже не залпами, а скорее треском жареной кукурузы. Воздух провонял порохом, и время от времени что-то свистело между деревьями, как Бармаглот у Кэрролла, с грохотом и треском ветвей. Цепные ядра?

Некоторое время назад на берег реки, разбрызгав грязь, обрушилось пушечное ядро, которое тут же остановило драку. Один из товарищей Бакли вскрикнул и помчался к деревьям, но другой остался, не обращая внимания на вопли и стрельбу, пока они с Бакли не сумели окунуть голову Роджера под воду. Он до сих пор чувствовал жжение в пазухах.

Теперь Роджер ухитрился встать на колени, согнувшись, как гусеница, только голову поднять над поваленным стволом не осмеливался, боясь выстрела. В его венах текла такая ярость, что он не испытывал страха, невзирая на кипящее вокруг сражение, хотя еще не полностью потерял способность мыслить.

Он с силой потерся о кору, пытаясь сорвать повязанный вокруг головы платок. План сработал: ткань зацепилась за сучок и после рывка сползла под подбородок. Кряхтя от усилий, он слегка вытолкнул изо рта белый флаг и при помощи все того же сучка сумел вытащить его из глотки.

К горлу тут же поднялась желчь. Роджер поспешил жадно глотнуть воздух, и желудок слегка успокоился.

Отлично, теперь можно дышать. А что дальше? Стрельба продолжалась. Слева раздался треск кустов, через которые пробежала группа людей.

Топот ног приближался. Роджер нырнул за ствол дерева как раз вовремя – в него чуть не врезалось перелетевшее через преграду тело. Новый сосед поднялся на четвереньки, прижимаясь к стволу, и только тогда заметил Роджера.

– Ты!

Чернобородый из лагеря Хазбенда уставился на Роджера, и его лицо медленно налилось кровью. Роджер буквально чувствовал исходящую вонь страха и злобы.

Чернобородый схватил его за грудки и дернул к себе.

– Это все ты виноват! Ублюдок!

Связанный, Роджер не мог сопротивляться, но все равно попытался его оттолкнуть.

– Пусти, осел!

Именно в этот момент чернобородый заметил путы и от неожиданности действительно выпустил его из рук. Роджер потерял равновесие и завалился на бок, больно ободрав лицо о кору. Глаза чернобородого выпучились от удивления, а потом сузились от веселья.

– Клянусь папашей, да тебя повязали! Вот так удача! Кто тебя словил, дурень?

– Он мой. – Низкий голос с шотландским выговором возвестил о появлении Уильяма Бакли Маккензи. – Что значит «это все ты виноват»?

– Вот это! – Чернобородый махнул рукой на поле вокруг. Артиллерия уже смолкла, издалека доносились лишь одиночные ружейные выстрелы. – Утром явился в лагерь, спрашивал Эрмона Хазбенда, а потом увел его на пару слов. Не знаю, что он, черт возьми, наговорил, но Хазбенд пошел прямиком к лошади, велел нам всем возвращаться домой и уехал!

Чернобородый мрачно уставился на Роджера, а затем с размаху отвесил ему оплеуху.

– Что ты ему наговорил, зараза проклятая?!

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Бакли, который с глубоким интересом наблюдал за ним и Роджером.

– Если бы Эрмон остался, мы бы выстояли! – разорялся чернобородый. – Но он уехал и просто выбил землю у нас из-под ног! Никто не знал, что делать, а когда мы очухались, Трион заявил, чтоб мы сдавались. Черта с два, конечно, вот только драться мы были все равно не готовы…

Он умолк, заметив взгляд Роджера и осознав, что тот видел его паническое бегство.

Стрельба прекратилась. Роджер медленно осознал, что битва не просто закончилась, – регуляторы ее безнадежно проиграли. То есть очень скоро здесь окажутся свои. Глаза еще слезились от оплеухи, однако Роджер моргнул и прямо посмотрел на чернобородого.

– Я сказал Хазбенду то же, что говорю и вам, – произнес он со всей значимостью, на которую был способен, лежа на земле связанным, как рождественский гусь. – Губернатор настроен серьезно. Он намерен подавить восстание и, судя по всему, уже это сделал. Если вам дорога ваша шкура,