Рейнджер опустил взгляд и тихо что-то пробормотал. Дункан не расслышал ни слова.

– Что ты сказал? – уточнил он, всей душой желая найти какой-то выход из тупика.

Холт посмотрел прямо на него.

– Да просто бренди перебрал, ваше величество. – А затем добавил с вымученной, безрадостной улыбкой: – Никогда не умел пить. Можете обвинить меня еще и в пьянстве, лорд Энтони.

Тут выдержка отказала камергеру, и он сам нарушил протокол.

– Пожалуйста, Холт, – начал он, намереваясь попросить рейнджера относиться к процессу серьезно. Затем самообладание вернулось к нему, и он обратился к королю: – Таковы обвинения, ваше величество. Арестант ничего не отрицает.

Дункан долго молчал. Он пристально смотрел на низкорослого человека, стоящего прямо перед ним, и пытался понять, что таится за дерзким блеском глаз, старался найти какое-то объяснение действиям Холта. Он знал, что рейнджер рассердился, когда ему не позволили отправиться на поиски своего ученика, но Дункан искренне полагал, что Холту необходимо остаться в Аралуине, пока они не разберутся с Фолдаром. С каждым днем бывший соратник Моргарата становился все опаснее, и Дункан желал, чтобы этим серьезным делом занимались лучшие из его советников.

А Холт был одним из самых лучших.

Дункан растерянно барабанил пальцами по дубовому подлокотнику. Как это не похоже на Холта! Рейнджер всегда умел видеть общую картину. За все годы, что они знали друг друга, Холт никогда не ставил свои собственные интересы выше интересов государства.

А теперь, словно из мести, он позволил алкоголю затуманить разум и лишить себя способности к суждениям. Он прилюдно оскорбил короля, оскорбил в присутствии свидетелей! Такой проступок нельзя было утаить, на него невозможно было махнуть рукой, как если бы это было несколько необдуманных слов, брошенных в дружеском кругу. Дункан внимательно смотрел на своего старого друга и советника. Холт снова упрямо уставился в пол. Может, если он попросит о снисхождении, припомнит свои былые заслуги… Он должен сделать хоть что-то!

– Холт? – вновь обратился к нему Дункан.

Рейнджер посмотрел на короля. Дункан в беспомощном недоумении приподнял руку, но глаза Холта, встретившись с его взглядом, посуровели еще больше, и Дункан понял: просьб о милосердии не будет. Рейнджер слегка мотнул седеющей головой, и сердце Дункана упало. Он еще раз попытался преодолеть пропасть, выросшую между ним и его другом, и заставил себя примирительно улыбнуться.

– Ну же, Холт, – принялся он увещевать своего советника. – Не думай, что я не разделяю твоих чувств. Моя собственная дочь сейчас вместе с твоим учеником. Как считаешь, разве мне не хочется бросить королевство на произвол судьбы и отправиться ее спасать?

– Это совсем другое, ваше величество. С королевской дочерью наверняка будут обращаться несколько лучше, чем с учеником рейнджера. Она ведь ценный заложник.

Дункан слегка откинулся на спинку трона. Горечь в голосе Холта была точно пощечина. И рейнджер был прав. Как только скандианцы узнают, кто такая Ивэнлин, они в ожидании выкупа будут обращаться с ней очень бережно. Дункан печально подумал, что его попытка помириться со старым другом лишь усилила отчуждение.

Энтони нарушил воцарившуюся тишину:

– Если обвиняемому нечего сказать в свое оправдание, он признается виновным.

Холт не отрываясь смотрел на короля и снова слегка покачал головой. Энтони помедлил, оглядев собравшихся в зале вельмож и стражу в надежде, что кто-нибудь из них сможет сказать несколько слов в защиту Холта. Но конечно, этого не произошло. Камергер увидел, как уныло поникли плечи барона Аралда, как исказилось от боли лицо Кроули, когда тот отвернулся, чтобы не смотреть на происходящее.

– Узник виновен, ваше величество, – объявил Энтони. – Вам осталось только вынести приговор.

К подобному испытанию Дункана никогда не готовили. Ему рассказывали о верности подданных, о пустой лести, о пышных церемониях и роскоши, изысканных кушаньях и тонких винах, о лучших нарядах, лошадях и оружии… Но наступали моменты, когда приходилось за все платить. Моменты вроде этого, когда необходимо было следовать закону и выступать хранителем традиций; когда подобало защитить достоинство и честь короля, хотя бы и ценой жизни одного из самых дорогих его друзей.

– Закон предполагает лишь два наказания за измену, ваше величество, – подсказал Энтони, зная, как тягостна Дункану каждая минута происходящего.

– Да. Да, я знаю, – сердито пробормотал Дункан.

Однако камергер продолжил:

– Смерть или изгнание. Ничего другого.

В душе Дункана затеплилась надежда.

– Таковы варианты, лорд Энтони? – спросил он мягко, желая удостовериться.

Энтони серьезно кивнул:

– Других нет, ваше величество. Смерть или изгнание.